В тот же день генерал ответил на это ставшим знаменитым заявлением, которое было разослано телеграммой по линиям железных дорог и адресовано всем начальствующим лицам и учреждениям: «Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час кончины. Вынужденный выступить открыто — я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство, под давлением большевистского большинства Советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, — в храмы, молите Господа Бога об явлении величайшего чуда, спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, — сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь, довести народ — путем победы над врагом, до Учредительного Собрания, на котором Он Сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой Государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага — германского племени и сделать народ рабами немцев, — я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!»{53}.

К 30 августа движение частей 3-го кавалерийского корпуса было остановлено. Генерал A.M. Крымов, командовавший корпусом, 31 августа застрелился. И все же Л.Г. Корнилов не желал сдаваться. В тот же день он написал новые требования Временному правительству, обещая быть лояльным, «если будет объявлено России, что создается сильное правительство, которое поведет страну по пути спасения и порядка». Корнилов еще раз подчеркнул, что для себя он «ничего не искал и не ищет», а добивается лишь установления в стране твердой власти, способной вывести Россию и армию из позора, в который они ввергнуты нынешним правительством. Тогда А.Ф. Керенский решил захватить Ставку и выделил войска для похода на Могилев. Узнав об этом, Корнилов созвал совещание своих единомышленников. У присутствующих на совещании генералов и офицеров было боевое настроение. Бывший Верховный главнокомандующий предлагал принять бой. Однако начальник штаба Ставки генерал от инфантерии М.В. Алексеев убедил его подчиниться правительству «во имя блага Родины». Наконец, 1 сентября Корнилов решил добровольно сложить полномочия Верховного главнокомандующего и пойти под арест. Небезынтересно привести оценку выступления Л.Г. Корнилова, данную А.А. Брусиловым и содержащуюся в воспоминаниях последнего: «Считаю, что этот безусловно храбрый человек, провозгласив себя без всякого смысла диктатором, погубил своей выходкой множество офицеров. Но должен сказать, что все, что он делал, он делал, не обдумав, не вникая в глубь вещей, но с чувством честного русского патриота»{54}.

Прибывшая 2 сентября в Ставку в Могилев созданная Временным правительством в связи с корниловским выступлением Чрезвычайная следственная комиссия по делу генерала Корнилова незамедлительно провела аресты ряда генералов и офицеров. По ее распоряжению Л.Г. Корнилов и другие арестованные содержались под домашним арестом в местной гостинице «Метрополь». После первых допросов Корнилову предложили письменно изложить показания, что он и сделал. Через четыре дня «Объяснительная записка генерала Корнилова» была напечатана в газете «Общее дело». В ночь на 12 сентября его вместе со сподвижниками перевезли в маленький городок Быхов, находившийся в 50 км от Могилева. Здесь они, а всего было арестовано 32 генерала и офицера Ставки, были помещены в здание женской гимназии, размещавшейся в бывшем католическом монастыре. Для охраны узников было выделено три сотни с пулеметной командой из Текинского полка и рота караула из Георгиевского батальона. Чрезвычайная следственная комиссия по делу генерала Корнилова начала готовить судебный процесс.

Здесь необходимо отметить, что корниловское выступление повлекло за собой новые гонения Временного правительства на и так уже сильно поредевший с Февральских дней офицерский корпус. Во всех армиях были созданы «чрезвычайные следственные комиссии по расследованию всех дел, возникающих в связи с заговором Корнилова», куда входили комиссары Временного правительства и члены солдатских комитетов. Эти органы весьма рьяно выискивали «активных корниловцев». Причем под подозрение часто попадали просто честные и принципиальные командиры. Буквально за одну неделю действующая армия лишилась многих талантливых генералов и офицеров, а освободившиеся вакансии заняли их менее образованные коллеги, ради карьерного роста готовые служить любой власти. Сам же «победитель заговора генералов» А.Ф. Керенский, ни дня не прослуживший в армии, 30 августа назначил себя Верховным главнокомандующим.

В начале осени 1917 г. в стране, как известно, разразился Общенациональный кризис, завершившийся 25 октября свержением Временного правительства и взятием власти большевиками. Естественно, социально-политические процессы, происходившие в то время в стране, не могли не отразиться и на действующей армии.

9 сентября начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии М.В. Алексеев отказался от занимаемой должности и подал в отставку. На его место А.Ф. Керенский назначил генерал-лейтенанта Н.Н. Духонина. «В лице Духонина, ставшего фактически Верховным главнокомандующим, — писал по поводу его назначения находившийся в «Быховском заточении» по корниловскому делу генерал-лейтенант А.И. Деникин, — Керенский и революционная демократия, представленная комиссарами и комитетами, нашли действительно тот идеал, который они долго и напрасно искали до тех пор. Духонин — храбрый солдат и талантливый офицер генерального штаба принес им добровольно и бескорыстно свой труд, отказавшись от всякой борьбы в области военной политики и примирившись с ролью «технического советника» — той ролью, которую революционная демократия мечтала навязать всему командному составу. Духонина никто из них не заподозривал в малейшем отсутствии лояльности. Он не препятствовал продолжавшимся упражнениям новоявленных творцов «революционной армии». Но в противовес другим генералам, видевшим в этом направлении новые перспективы для неограниченного честолюбия или более покойные условия личного существования, — он шел на такую роль, заведомо рискуя своим добрым именем, впоследствии и жизнью, исключительно из-за желания спасти положение. Он видел в этом единственное и последнее средство»{55}.

Другой известный военный деятель, исполняющий в то время должность начальника штаба главнокомандующего армиями Румынского фронта, генерал-лейтенант Н.Н. Головин также был высокого мнения о новом начальнике штаба Верховного главнокомандующего. «Обладая такою же личною храбростью и таким же мужеством, как ген. Корнилов, — писал впоследствии Головин, — ген. Духонин, кроме того, обладал еще одним громадным качеством: он обладал большим спокойствием духа, позволявшим его разуму трезво оценивать существующую реальную обстановку, а это гарантировало Русскую Армию от каких-либо авантюрных мероприятий. Будучи горячим патриотом, он в то же время соединял этот патриотизм с большой терпимостью ко взглядам инакомыслящих, а это, в свою очередь, содействовало широкому государственному кругозору. Отсутствие честолюбия облегчало ему не только в сознательных своих действиях, но и в подсознательных, руководствоваться одной только идеей — спасением России; какая бы то ни была примесь стремления, хотя бы бессознательного, соединить непременно спасение России со своим «Я» отсутствовала у него. Ген. Духонин в полном смысле слова был человеком, который смотрел на служение Родине как на жертвенный подвиг, вовсе не сопровождающийся обязательно личной славой.

Если ген. Алексеев представлял собою генерала старой формации, умудренного громадным опытом Верховного Главнокомандования, то ген. Духонин являлся молодым генералом, по своим личным качествам наиболее отвечавшим творческой работе по воссозданию Российской Армии в новых условиях, создавшихся с падением Царской власти. Но подобно генералу Алексееву, генерал Духонин был слишком скромен и потому не отвечал облику «революционного» генерала, создавшемуся в представлении нашей интеллигенции, воспитанной на идеализации большой французской революции. По этой причине такие лица, как генерал Духонин, не могли быть призваны вовремя.

Подобно тому как возвращение генерала Алексеева на верховождение Действующей Армии явилось запоздалым, так же точно запоздалым было появление на этих верхах генерала Духонина»{56}.

Менее чем за два месяца Н.Н. Духонин провел огромную работу, далеко выходившую за рамки обязанностей начальника штаба Верховного главнокомандующего. «Он внес большой вклад, — писал о генерале его непосредственный начальник А.Ф. Керенский, — в быструю и планомерную реорганизацию армии в соответствии с новыми идеалами. После ряда совещаний в Петрограде и Могилеве, в которых приняли участие не только министр армии и флота, но также главы гражданских ведомств — министры иностранных дел, финансов, связи и продовольствия, — он составил подробный отчет о материальном и политическом положении вооруженных сил. Из отчета следовал один честный вывод: армию следует сократить, реорганизовать и очистить от нелояльных лиц среди офицерского состава и рядовых. После этого армия будет способна охранять границы России и, если не предпринимать крупных поступательных операций, защитить ее коренные интересы»{57}. Здесь необходимо пояснить, что А.Ф. Керенский имел в виду составленную Ставкой Верховного главнокомандующего по заданию Временного правительства «Программу мероприятий по поднятию боеспособности армии к весне 1918 года», одним из основных авторов которой был Духонин.