Неизв.
Шрифт:
минуту, господин Швейк, – Юрайда поперхнулся от умиления, что называет
Швейка «господином», – я тоже стараюсь разрешить загадку, соблюдает ли
моя жена верность, в которой она мне клялась, или спит уже с кем нибудь
другим. Мы уж так давно покинули наши семьи, а жена у меня – красавица, с черными, жгучими глазами. В прежние времена, когда рыцари отправлялись
на войну, они заказывали особого рода пояса, которыми и замыкали своих
супруг, так что совершенно исключалась возможность какой либо измены.
Ведь вы же наверно слышали об этом? А завтра, господин Швейк, на обед
будет гуляш из консервов с картофелем. Я вам чуточку спрячу. Дай только
бог, чтобы моя жена мне не изменяла!
– Я об этом слышал и даже читал, – поспешил ответить Швейк, услышав
сообщение о гуляше. – Это делалось во времена крестовых походов^*5
<#t5>* ,когда рыцари отправлялись истреблять этих неверных собак, турок
и язычников, чтобы отнять у них гроб господень. И такие пояса можно даже
видеть в парижском музее, господин Юрайда. Господин Хоркей, писатель, который издавал в Праге газету «След», писал о том, что там можно
услышать самые тонкие, настоящие парижские анекдоты. В Париже, писал он, есть только три стоящие вещи: во первых, морг, куда приносят всех
покойников, которые умерли, не оставив адреса, и лежат там целый месяц
на льду, пока полиция не получит ответа на фотографию в «Курьере» с
вопросом: «Кто это? Кто его знает?»; во вторых, Монмартр с Мулэн Ружем, где собираются все проститутки, и, наконец, музей, где выставлены эти
пояса целомудрия, которыми рыцари делали невозможной измену своих верных
жен. А знаете, господин Юрайда, мне очень жаль, что нас не отправили на
французский фронт. Я непременно пошел бы поглядеть на эти пояса, как
только мы взяли бы Париж.
– А на что они нам, если мы во Франции, а наши жены дома? – вздохнул
Юрайда. – Такой пояс, господин Швейк, очень тонкая и художественная вещь
и должен быть изготовлен по мерке. А вдруг жена возьмет да нарочно и
пошлет неверную мерку.
– По нынешним временам, – возразил Швейк, – не помогла бы, пожалуй, и
правильная мерка. Потому что нынче в мире – сплошной обман и
жульничество. Сами посудите. В прежние времена, господин Юрайда, такой
пояс запирался на ключ, и ключ этот изготовлялся слесарем, под страхом
смертной казни, в одном только экземпляре. Этот единственный ключ рыцарь
увозил с собой в поход и всегда носил его на своей груди. А когда
кончался бой, то рыцарь целовал его и молился пресвятой деве, чтобы она
охраняла сокровище, от которого у него вот этот самый ключ. Ну, а нынче, господин Юрайда, у Гофмана в Хоржовице такие ключи отливаются сотнями
кило, а у Ротта на Малом рынке вы можете купить ключи, какие вам угодно.
В нынешнее то время люди взламывают даже несгораемые кассы в банках, а
вы сами знаете, какие там запоры и замки! Нет, эти рыцарские жены были
не таковы, хотя им и приходилось много перетерпеть. Вы только обратите
внимание на старинные картины, какие они все были бледные. Но все же они
молились за своих мужей и терпеливо дожидались, пока они вернутся с
ключом домой. А если он погибал на чужбине, то его супругу так и клали в
могилу с этим поясом. По этому признаку мы их и узнаем в день Страшного
суда, господин Юрайда. Я не хочу касаться вашей жены, господин Юрайда, я
ее совершенно не знаю, но иная жена бывает такая стерва, что если бы муж
заказал ей самомалейший пояс, она тотчас же сбегала бы к слесарю, чтобы
тот сделал ей запасной ключ или отмычку.
– Да, да, горе быть женатым! – со вздохом отозвался Юрайда и замолк. Все
вокруг уже спало, и слышно было только ритмичное дыхание, посвистывание
и храпение; от времени до времени проходил разводящий ефрейтор. Вся
местность дышала глубоким покоем, который вдруг был нарушен далекими
четырьмя орудийными выстрелами. Швейк почти уже уснул, но мысль, что на
французском фронте было бы лучше и что там можно было бы завоевать Париж
и музей с поясами целомудрия, не переставала тлеть в егосознании. «Я