— Что, — сочувственно поинтересовался шеф. — Новый год на носу — всю зарплату в дом несу?

— Сам как будто не такой.

— А мне и домой нести не надо, — Паша миролюбиво развел руками. — Я же с женой работаю!

— Ах, ну да… Прости, уже успел забыть. Целых двадцать минут никто не напоминал, что вы с Ириной Санной уже полтора месяца как счастливые новобрачные.

— Двадцать минут? Да ты, небось, уже целый час тут дрыхнешь! Даже не слышал, как я вернулся!

— Мне снились сны…

— Не сомневаюсь. Но где ты еще найдешь начальника, который будет тебе платить за сон на рабочем месте?

— Ну… — я лениво покопался в памяти и извлек ответ. — В Японии есть традиция сна на рабочем месте. Инэмури называется.

— Есть-то она есть, — ответил Паша, на миг придав своему лицу серьезное выражение, словно заправский самурай. — Только вот незадача: здесь у нас не Япония.

— Увы, увы…

— Да и, насколько я знаю, эта традиция восходит к их привычке работать на износ, а в этом плане тебе до японцев — как новогодней петарде «Корсар» до «Малыша».

Повторив сей спич про себя, я понял, что чего-то не понял.

— До какого еще малыша?

— Так называлась атомная бомба, которую американцы 6 августа 1945 года сбросили на Хиросиму. Ну что, дружок, посоревнуемся, кто больше знает про Японию?

— Не хочу, — неторопливым движением вправо-влево я попытался размять шею, но там тут же что-то хрустнуло, и я поспешно прервал это опасное занятие. — Лень. Да и дату ты запомнил только потому, что это день рождения Ирины. К счастью, только число и месяц, а не год. А малышом, небось, она тебя называет, когда вы наедине.

— Ну ты вообще страх потерял! — Паша чуть не задохнулся от возмущения. — При живом муже! При начальнике! При мужчине!

— Только не говори, что я угадал.

— Фиг тебе!

Помещение, в котором происходил сей лишенный всяких предпосылок и последствий диалог, официально именовалось офисом юридической фирмы «Телига и партнеры». На самом деле это была обычная обшарпанная каморка, затерявшаяся в лабиринтах старого складского комплекса, ныне сдающего свои площади в аренду малому бизнесу. Семнадцать квадратных метров сорокалетнего паркета, потертый кожаный диван, два стола, три компьютера да огромный, на полстены, шкаф, оставшийся от предыдущих обитателей — вот и все наше хозяйство. Ах, да, еще окно — главная роскошь. А что, у многих наших соседей по этажу окна не было: сидят, бедняги, как в каземате, не зная, какая погода на улице, и не наступил ли еще конец света. Я бы так не смог.

В таких вот условиях мы и трудились втроем уже почти пять месяцев с тех пор, как все скопом — кто добровольно, а кто и не совсем — оказались уволенными с предыдущего места работы. Я, Паша да Ирина, которая сейчас на заседании в суде — три мушкетера от юриспруденции, три тополя в Колодезном переулке, трое в лодке, не считая наемного бухгалтера, приходящего по четвергам. Дела у новоиспеченной фирмы шли так себе — ни шатко, ни валко. Конечно, поначалу я думал, что будет вообще полный крах, но выручали старые Пашины связи — непонятно, откуда, но клиентов он нам находил исправно. Мы же на пару с новоиспеченной Телигой в юбке выполняли функции рабочих лошадок. Иски и претензии, претензии и иски — привычный и знакомый пейзаж. И хотя по зарплате выходило меньше, чем я получал на прошлой должности, свои плюсы тоже имелись. Например, ненормированный график (чаще в сторону недоработок, нежели переработок), возможность похалтурить на стороне и полное отсутствие дресс-кода. Да и, как метко выразился Телига-муж, на какой еще работе можно спокойно спать на глазах у начальства?

— У меня к тебе дело, — Паша сел в свое кресло и щелкнул кнопкой монитора: что-то загудело. — А что, я и вправду часто говорю про свою женатость?

— Достал уже, — я осторожно потянулся: не хрустнет ли еще что-нибудь? — Как школьник после первого свидания. Это и есть твое дело?

— Нет, это для разминки. Ты как, не загружен сейчас?

— А по мне можно сказать, что я зашиваюсь?

— Не язви, — защелкали клавиши, тон шефа утратил последние оттенки непринужденности: он включился в работу. — Сегодня какое число?

— Двадцать девятое… — я бросил взгляд на календарь. — Если бумажка не врет. Уже третье твое «дело», и все не по существу.

— Бумажка не врет, — невозмутимо отвечал Паша. — Завтра последний рабочий день, после чего вся страна уйдет в десятидневный запой. Выходим на работу девятого.

— Замечательно, — кивнул я и чуть слышно добавил: — Как минимум, до пятнадцатого можно приходить со спальным мешком…

— Лазарев! Хорош, а? Я серьезно говорю сейчас!

Я недоуменно воззрился на босса. Ишь ты, какой слух острый! Да и вообще, Паша, повысивший голос — это нонсенс. Женившись, он стал намного мягче и приветливее, чем прежде, но и раньше он не позволял себе выражать недовольство криками. Один-единственный раз он наорал на меня, когда я, поехав в командировку в Ярославль, по ошибке взял с собой его папку с документами по другому делу. Как итог, облажался сам (все оригиналы доказательств, которые надо было представить судье, остались в Москве) да и его подставил: в тот же день у Паши тоже был суд, материалы по которому были на руках угадайте у кого? О том, ЧТО он тогда сказал мне по телефону, лучше промолчу, даже вспоминать стыдно. Но больше ни разу ничего подобного не происходило. Сейчас же покрикиваний и апелляций к «серьезности» происходящего становится все больше. Видимо, семейная жизнь потихоньку начинает сказываться: отвыкает общаться с мужчинами. А может, эти последствия полугодовалой давности удара по голове. Тогда мне грех жаловаться: сам его под ту дверь поставил.

— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил я, напуская на себя деловой вид и ожидая, что же будет дальше.

— Это правильно, — согласился Паша, тут же успокоившись. — Как раз то, что мне сейчас нужно. Как ты относишься к командировкам?

— Хм… Смотря, к каким, — осторожно ответил я, чувствуя подвох. — Если в Германию или Францию, как летало наше бывшее начальство «на переговоры со стратегическими партнерами», то очень даже положительно. А если Кемерово или Воронеж с их полуторазвездочными гостиницами, как ездил я — то так себе. Дома лучше. А уж если, не дай бог, еще и документы перепутать…