По бетону пролегли длинные тени, солнце уже почти спряталось за деревья на дальнем конце аэродрома. Он посмотрел на часы. Девятый час вечера.

Бринк потрогал пластырь у себя над правым глазом, там, где стекло оставило короткую, неглубокую царапину. Кровь перестала сочиться еще несколько часов назад, когда он залепил ранку куском пластыря из аптечки. А вот мертвый Нолз никак не хотел покидать его, равно как свист и завывание врывавшегося в кабину ветра, разносившего по всему самолету запах крови.

По летному полю к нему шагал высокий человек. Доктор Пол Чайлдесс протянул ему руку и застыл на месте как вкопанный.

— Фрэнк, что случилось?

Бринк машинально пожал ему руку. Рукопожатие было сухим и легким, типично британским.

— Ты ранен? — поинтересовался Чайлдесс.

Бринк повернул голову и посмотрел на самолет. После того как он сам выбрался наружу, пара техников уже залезли сквозь люк в его брюхо и выбрались обратно, таща за собой в одеяле увесистый груз.

— Что случилось? — повторил вопрос Чайлдесс.

Бринк покачал головой. Наверно, в эти минуты он являл собой кошмарное зрелище — с ног до головы забрызганный кровью мертвого пилота. Бринк провел пальцем по щеке и посмотрел на забившуюся под ноготь коричневую грязь.

— Мы с ним разговаривали про бейсбол, а в следующее мгновение его убили, — ответил он. Вдаваться в подробности не было сил.

Лысоватый англичанин взял Бринка под локоть и повел к ожидавшему их автомобилю. «Додж», когда-то американский, а теперь британский. Бринк это понял с первого взгляда: сейчас машина была синей, но на переднем крыле, когда ее перекрашивали, случайно осталось незакрашенное зеленое пятно.

— Погодите, — произнес Бринк и, высвободив локоть, подошел к техникам, что тащили одеяло. Он велел им опустить Нолза на землю, и они выполнили его приказ, потому что у него на грязном воротнике имелись капитанские знаки различия. Бринк открыл одеяло — ему срочно требовался ремень, чтобы не спадали брюки, однако стоило ему дотронуться до ремня, как он понял всю смехотворность своей затеи: пальцы тотчас сделались грязными и липкими. Бринк вытер их о край одеяла, кивнул техникам и сказал, что они могут унести тело.

Из люка, таща за собой сумку Бринка, наружу показался юный помощник пилота. Спрыгнув на землю, он передал ее Бринку, и на какое-то мгновение, когда их руки соприкоснулись, пилот изобразил вымученную улыбку. Бринк кивнул, повернулся и, подойдя мимо Чайлдесса к «доджу», забросил в открытый багажник сумку.

— Смотрю, народ любит бейсбол, — произнес Чайлдесс, садясь рядом с Бринком на сиденье. Чайлдесс был нетипичный англичанин: он тоже любил бейсбол. До войны он провел одно лето в Вашингтоне, где подсел на эту игру, название которой неизменно произносил раздельно, в два слова: «бейс болл». Он был большой любитель порассуждать про «Сенаторов» и Гриффита Стэдхэма, а еще ему было непонятно, почему они не спилили дерево, чтобы выровнять правую стену. Чайлдесс рассказал Бринку обо всем этом в первый раз, когда тот попросил его о бензине. Бринк тогда хотел попробовать свои силы, играя за полковую команду 505-го парашютного. Именно благодаря бейсболу они и стали друзьями.

Бринк нырнул на заднее сиденье «доджа». Чайлдесс занял место рядом. Женщина за рулем, обычный водитель Чайлдесса, плавно взяла с места и покатила по бетонному полю, а затем выехала в ворота, у которых застыла парочка часовых. Вскоре аэродром остался позади, и, когда дорога описала дугу, Бринк увидел, что они находятся на западной стороне от Портсмутской гавани, направляясь на север вдоль прибрежного шоссе в сторону города.

Он еще ни разу не видел такого множества кораблей. Длинные грузовые суда среди леса портовых кранов. Какие-то странные тупорылые, узконосые военные корабли. Небольшие катера и вельботы, глядя на которые почему-то казалось, что они непременно затонут, стоит им выйти в открытое море. Если их поставить цепочкой, то можно пройти до самого Китового острова на другой стороне бухты. Целый лес кабелей удерживал на месте стаю воздушных шаров, паривших над этим флотом. Каждый кабель был присоединен к судну, отчего эта часть гавани напоминала скорее сад, над которым на стеблях кабелей разноцветными цветами покачивались шары. Бринк закрыл рот.

— Часть флота для высадки, если не ошибаюсь, — произнес Чайлдесс, откидываясь на сиденье.

День клонился к вечеру, и когда Бринк посмотрел на Чайлдесса, он так и не понял, сказал ли тот это всерьез или в шутку.

— А что, уже настало время? — спросил он.

— Точная дата мне неизвестна, Фрэнк. Я лишь сужу по тому, что видят мои глаза.

Бринк почему-то решил, что Чайлдесс лжет, что на самом деле ему известно гораздо больше, нежели он говорит.

— И как там дела в Дакаре? — спросил он.

— В Дакаре чума, как ты и говорил, — ответил Бринк, вновь глядя из окна на гавань.

— И?

— Это естественная чума.

— Ты привез образцы крови и культуры?

— Я был вынужден их оставить, — ответил Бринк и посмотрел на начальника.

— Жаль.

Его отправили в Дакар проследить за эпидемией чумы, выяснить, каковы причины этой вспышки — естественные ли они, и не кроется ли за ней что-то другое. Чайлдесс поерзал на соседнем сиденье. Ага, сейчас начнется.

— О чем, во имя всего святого, ты думал? — спросил он, однако голос его звучал по-прежнему мягко.