Шрифт:
— У тебя чудесно, но скажи, ради аллаха, как ты умудрился раздобыть такую великолепную металлическую кровать?
— Я купил ее на свои сбережения.
— Поздравляю, но зачем столько новшеств сразу? Вешалка для полотенец! Недостает только умывальника. Вешалка для пальто! Коврик перед кроватью! Восхитительный столик! Зачем столько вещей?
— Видишь ли… Дело в том…
— В чем же?
— Понимаешь ли, я готовлю уютную обстановку для Аази.
В ушах Менаша зазвучали тысячи невнятных голосов. Все поплыло у него перед глазами. Он был ошеломлен, будто его сильно ударили по голове. Меддур впился в него взглядом, пытаясь угадать, какое впечатление произвели его слова. В один миг Менаш понял, как серьезна надвигающаяся беда. До чего же он гнусен, этот тихоня, который, не успев похоронить товарища, уже задумал жениться на его вдове! Так вот в чем подоплека его недавней болтовни о любви и браке! Однако Менаш постарался скрыть свое изумление.
— Так, значит, правду говорят люди?
— Говорят люди?
— Ну да. Разве ты не знаешь? По всей Тазге судачат о твоей женитьбе на вдове Мокрана.
— Вот как? И что же об этом говорят?
— Что ты быстро обделываешь свои делишки.
— Быстро и хорошо.
Меддур с довольным видом оглядел комнату.
— Через месяц я опять возьму отпуск, и тогда мы отпразднуем свадьбу. Я уговорю Латмас. Знаю, что это против обычая, вдова должна ждать три месяца после смерти мужа, но война оправдывает все.
«Проповедник новых идей что-то часто говорит о Латмас и совсем не упоминает Аази», — подумал Менаш.
— Через месяц Аази, вероятно, еще не успеет позабыть Мокрана, — возразил Менаш. — А без ее согласия ты не можешь жениться, ведь, как мне известно, ты решительный противник варварских обычаев наших предков.
— Разве ты не знаешь, Менаш, что привычка — вторая натура? Надо вырвать Аази из обычной обстановки, тогда она сможет избавиться от долгих и мучительных воспоминаний.
— Я уверен все же, что ты по достоинству ценишь своего соперника, ведь ты великолепный психолог — недаром занимался столько времени.
Менаш знал: по убеждению Меддура, достаточно прочитать учебник психологии, чтобы сделаться психологом.
— Я не признаю его превосходства над собой.
— Вот как?
— Неужели ты не замечал, Менаш, что твоя двоюродная сестра была с ним очень несчастлива? Аази нужен именно такой муж, как я, потому-то я и женюсь на ней.
— На твоем месте я бы предоставил ей самой решить, кого она хочет; я бы подождал, пока она сама выберет.
Меддур уже не слушал его и, погрузившись в свои мысли, говорил сам с собой:
— Такая женщина — и мечтатель-звездочет Мокран! Что общего между ними?
Меддур облизнулся; казалось, будто у него слюнки текут от предвкушаемого удовольствия. Не обращая внимания на гостя, он упивался сладостными мечтами:
— Какой изящный носик! Какие губы! А какая стройная шея!
Тут он вдруг повернулся к Менашу.
— Эта женщина достойна жить во дворце, в роскошном дворце. Я перестрою наш дом, сломаю стену, отделяющую нас от Таазаста, от этой развалины, которую вы все чтите, как древнего идола.
— Полно, Меддур! К лицу ли подобные затеи таким деятельным защитникам цивилизации, как мы с тобой? На твоем месте я бы отложил все это до тех пор, пока наши славные войска не одержат окончательно верх над варварством, — совершить глупость никогда не поздно.
Меддур усмехнулся, выслушав эту не слишком для себя лестную шутку; он заявил, что его решение бесповоротно; он уже почти заручился согласием Латмас, а уговорить Аази — вопрос времени. Теперь Менаш узнал все, что ему нужно было: бывший учитель зачастил в дом Аази потому, что надумал жениться на ней.
И тогда Менаш принял твердое решение: во что бы то ни стало помешать кощунству. Пока он размышлял об этом, перед его глазами стояла последняя белая страница из дневника Мокрана; в уголке, наискосок, была написана одна-единственная фраза, как будто ни с чем не связанная:
«История говорит, что в 1454 году турецкие орды, полчища алчных варваров с горящими вожделением глазами, вторглись в священный город Константинополь, где более тысячи лет ученейшие мудрецы всю жизнь свою размышляли и спорили о неисповедимой сущности божества».
Менаш застал старую Латмас за ткацким станком. Она объяснила ему, почему согласилась на брак Аази с Меддуром. Латмас давно уже терпела нужду, а Меддур дал ей денег на дрова, масло, инжир, ячмень (пшеницы она давно уже не видела), и это помогло ей прожить зиму.
— У нас даже одеяла нет, видишь, я только начала его ткать. А денег на шерсть одолжил мне Меддур.
Она продолжала говорить, как вдруг раздался громкий стук в дверь.
— Наверное, Меддур, — сказала Латмас.