— Прости, брат, — сказал он. — Я раздосадован не из-за тебя.

Кхи’дем поднял руку, показывая, что извинения не нужны.

— Твой гнев придает мне уверенности, подтверждает, что нас тревожит одно и то же.

— А именно?

— То, как глубоко изменились Железные Руки. Что-то угрожающее произошло с ними после смерти примарха.

Саламандр грустно улыбнулся.

— Возможно, — продолжил он, — мы льстим себе, считая, что не поступили бы так опрометчиво. Думаю, на месте Аттика мы сделали бы то же самое.

— Гнев Железных Рук становится ядовитым…

— Да, отравляя их изнутри.

— А нас? — спросил Птеро.

— Наши судьбы связаны с их уделом.

— Так и есть, — согласился Гвардеец Ворона, и некоторое время они шли молча. В самом центре зала, где полумрак и пустое пространство скрывали их лучше всего, Птеро продолжил. — Значит, на самом деле вопрос в том, что нам предпринять?

— Буду рад услышать твои идеи.

Гвардеец Ворона снова усмехнулся, так же невесело, как и в прошлый раз.

— А я — твои. Мне кажется, наши возможности весьма ограничены. Ведь мы не принимаем решения о дальнейшем ходе кампании, а подчиняемся им. К тому же, вряд ли нам удастся свергнуть капитана Аттика…

Кхи’дем холодно посмотрел на него.

— Я знаю, что ты шутишь, брат, но не позволю обсуждать в моем присутствии даже намеки на предательство.

Вздохнув, Птеро закрыл глаза и потер переносицу. На мгновение Саламандр увидел в Гвардейце Ворона отражение собственной измотанности.

— Извини, я ляпнул не подумав, и это неправильно, — затем воин поднял взгляд. — Впрочем, брат, мы живем в странные времена. Ты и я стали свидетелями невозможного — вернее, его жертвами, и во многом потому, что произошедшее на Исстване-5 до последнего момента оставалось невообразимым.

Птеро понизил голос до шёпота.

— Мы не можем позволить себе считать невозможным что-либо. Мы должно воображать всё, включая самое худшее. Особенно самое худшее.

Кхи’дем поднял глаза к потолку, глядя сквозь почти материальный сумрак. Темнота липла к знаменам, омрачала победы и погружала их в бессмысленное прошлое. Казалось, что полотнища безвольно висят, отяжелевшие под весом трагедии. Мысли Саламандра вернулись к чудовищной галерее на «Каллидоре», месту, где извращения Детей Императора обрели плоть. По аналогии, заброшенный зал воплощал раны, нанесенные сознанию Железных Рук — с Х легионом произошло нечто жуткое, далеко выходящее за рамки военного поражения, горя и боли потерь. Кхи’дем испытывал всё эти чувства, жил с ними, и, больше того, они были мучительным фундаментом существования Саламандра после Резни. Не зная о судьбе Вулкана, воин словно оказался прикованным к маятнику, вечно качающемуся между печалью и надеждой.

С Железными Руками творилось нечто совершенно иное. Они менялись, и как боялся Кхи’дем, необратимо.

Саламандр вновь повернулся к Птеро.

— Итак, что же нам остается?

— Будем наблюдать — пристально.

— Считаешь стратегию Аттика безумной?

— А ты?

— Рискованной, это точно, — покачал головой Кхи’дем. — И я не согласен с некоторыми из решений капитана, но…

Саламандр пожал плечами.

— …он не безумен.

— Пока нет.

— Пока нет. Значит, нам достанется роль голосов разума?

— Боюсь, что так.

Теперь рассмеялся Кхи’дем, то ли в ответ на иронию Птеро, то ли от отчаяния.

— И кто же услышит нас?

— Для начала, сержант Гальба.

— На нем список и заканчивается.

— Лучше один, чем никто, — возразил Гвардеец Ворона.

Кхи’дем вздохнул — к такой «войне» его не готовили. Прежде Саламандр встречал старших офицеров, инстинктивно разбиравшихся в разных интригах, но сам подобным талантом не обладал. Впрочем, война есть война, и, какое бы задание тебе не выпало, уклониться не выйдет.

— Аттик может не согласиться со мной, но выслушать меня капитану придется, — сказал Кхи’дем. — Я прослежу, чтобы у него не осталось иного выбора.

— Значит, решено, — кивнул Птеро.

Легионеры направились к выходу из зала, расположенному под огромной аркой. Не доходя пятидесяти метров до дверей, Саламандр вдруг остановился — у него перехватило дыхание, чего ни разу не случалось после возвышения в легионес астартес.

— Брат, что с тобой? — спросил Гвардеец Ворона.

Странное ощущение исчезло, только кожу немного покалывало.

— Ничего, — ответил Кхи’дем, — всё в порядке.

Иначе и быть не могло, Имперская Истина отвергала сверхъестественные явления.

«Дурных предчувствий» не существовало.

«Веритас феррум» следовал через эмпиреи извилистым маршрутом, и, увлекаемый безумными течениями, переносился из одного притока в другой, нигде не задерживаясь надолго. Маневры корабля выглядели безрассудными — в краю, где направления не имели смысла, ударный крейсер бежал, словно объятый паникой и не разбирающий дороги.