После упоминания о поражении легионов наступила тишина. Кхи’дем умолк, и Гальба спросил себя, не хватил ли Саламандр лишку. Тут же Антон понял, что надеется на победу ноктюрнца в споре с капитаном, и ощутил недоверие к такому пожеланию. Оно рождалось скорее чувствами, чем разумом — возможно, очередной результат неидеального принятия машины. Но источник надежды не имел значения — она существовала, застряв в мыслях Гальбы со своим непрошеным сочувствием.

Аттик отвернулся от Кхи’дема и посмотрел в направлении указующей руки воина. Казалось, что капитан прислушивается к песне.

«Нет, — подумал Антон. — Не он, а я».

— Колонисты также пригодятся для нашей миссии, — добавил Кхи’дем.

Услышав это, Дурун снова повернулся к нему.

— Каким образом? Мне видится только растрата сил и энергии роты на спасение их жизней.

— Но подумай, к чему это приведет в итоге. Если колонисты сумеют основать здесь свой дом, то принесут стабильность всему региону. Неизвестно, сколько мы проведем на этой планете, так неужели небольшое умиротворение природы не окажется полезным?

— Возможно, — хмыкнул Аттик. — А возможно, и нет. Я не планирую использовать Пифос в качестве постоянной базы.

— Нет, — согласился Кхи’дем, — и я надеюсь, что этого не случится.

Саламандр зашагал прочь.

— Но ты должен поступить, как считаешь нужным. И я тоже, — бросил он напоследок.

— Куда ты идешь?

— На помощь.

Из бионической гортани Аттика вырвался короткий импульс электронного шума, который мог означать как рычание, так и смешок.

— А ты, Гвардеец Ворона, всё время молчавший? — спросил он у Птеро. — Позволишь Саламандрам говорить за тебя?

— Мы молчали, потому что слушали, — ответил Инах. — Суди нас за это, как хочешь, Аттик, делай, что считаешь нужным. Так поступим и мы.

Вместе со своим неполным отделением воин Коракса последовал за сыновьями Вулкана.

Капитан снова издал тот странный звук, но теперь Гальба понял, что это и рычание, и смех.

— Вы пытаетесь опозорить нас! — крикнул Аттик вслед уходящим легионерам. — Думаете, что честь не позволит Железным Рукам остаться в стороне, пока вы даете волю своей сентиментальности?

— И они правы, не так ли? — предположил Антон.

— Да, — ответил капитан, снова взяв прежний тон: холодный, монотонный, лишенный эмоций и непроницаемый. — Правы.

Прошлые битвы на Пифосе были скорее стычками, чем настоящими сражениями — слишком велика была несоразмерность сил. Ящеры численно превосходили разведгруппу. Обезлесивание стало механической процедурой — после испепеляющего обстрела с воздуха выжившие существа не представляли угрозы для танков.

Но в этот раз битва была настоящей — истинным противостоянием, в чём, как подумал Гальба, было нечто почти приятное.

Первый этап стал молниеносным наступлением по дороге с возвышенности. Его возглавил почтенный Атракс, дредноут-пренебрегатель 111-й роты, и два «Поборника», «Машина ярости» и «Медузанская сила», следом за которыми бегом наступала пехота. Сопротивление было слабым. Сдвоенные тяжёлые болтеры дредноута разносили на части рептилий, преграждавших путь. Других, слишком медленных, чтобы бежать, давили и размазывали по земле танки. Железные Руки добрались до ближайшей части толпы меньше чем за час после того, как Кхи'дем убедил их вступить в бой.

Там механизированное наступление разделилось на два клина. Пока Атракс продолжал наступать по центру, «Поборники» разошлись по обе стороны от него. Машинам преградили путь джунгли — дом теней и клыков, защищающих их тайны. Но танкам на это было плевать. Каждый выстрел из орудий-«разрушителей» разносил в щепки стволы, повергая великанов и давя всё, что таилось под ними. Эти орудия были разработаны для поражения крепостных стен, и они изничтожали джунгли. Каждый выстрел был не просто разрушительным, но и метким, ведь падающее под неудачным углом огромное дерево бы раздавило колонистов. Над головой проносилось оказывающее поддержку с воздуха «Железное пламя», осыпающие глубокие чащобы джунглей зажигательными снарядами и поражающее крупные скопления ящеров боевыми орудиями и сдвоенными тяжёлыми болтерами на спонсонах.

Гальба находился вблизи от передового края левой колонны. Его поле зрения загораживал массивный силуэт «Машины ярости». Его уши наполнял рёв двигателей и медленный и ритмичный грохот орудий. Сквозь громыхание выстрелов, казавшихся ударами исполинского барабана, от чьего эха дрожало мерцающее небо, доносился треск падающих и раскалывающихся деревьев и животные вопли. Решившую противостоять им планету ждал наглядный урок о безрассудности таких действий.

Сквозь рёв артиллерии и зверей Гальба едва слышал колонистов, но их песня всё ещё была здесь и взмывала, ликуя, несмотря на ярость голодных рептилий. И теперь, когда грозные Легионес Астартес повергали чудовищ Пифоса, в её торжествующем гимне была истина.