Что же далее выставляется обвинением против Ворстмана? Единственно — факт неестественной смерти старухи Христины Вебер. Но этого, естественно, недостаточно не только для доказательства виновности Ворстмана, но даже для доказательства наличности в данном случае преступления. Из показания жены подсудимого видно, что в доме Ворстмана для истребления мышей всюду были разложены куски хлеба, отравленные так называемой швейнфуртской, или французской, зеленью. Старуха Вебер была подслеповата и, естественно, могла не различить отравленного хлеба. Слова жены подсудимого о нахождении в доме швейнфуртской зелени нашли себе подтверждение как в показаниях некоторых свидетелей, так и в данных экспертизы. Эксперты-врачи и химики первоначально признали, что отравление произошло при посредстве мышьяка, но затем, после показания жены подсудимого, удостоверили, что действительно имеется более данных, подтверждающих предположение, что отравление произошло посредством швейнфуртской зелени. Итак, мы имеем полное основание прийти к выводу, что в данном деле нет преступления, а лишь несчастный случай.

Но если даже предположить, что преступление доказано, что Вебер была отравлена, то возникает еще второй вопрос, который не разрешило и бессильно разрешить обвинение. Нам говорят о виновности мужа Ворстмана, но с таким же вероятием и даже с большим основанием можно говорить о виновности жены Ворстмана. Как известно, смерть старухи Вебер произошла 21 ноября, подсудимый же Яков Ворстман уехал из дому 19 ноября. Между тем, согласно всем свидетельским показаниям, смерть старухи сопровождалась картиной весьма острой формы отравления, что приводит к заключению, что яд был введен в организм умершей в ближайшее время до ее смерти. Таким образом, если старуха Вебер умерла от отравления, то оно должно было быть совершено одним из лиц, находившихся при ней в ближайшие часы пред наступлением смерти. Подсудимый Яков Ворстман в это время отсутствовал и стоит, следовательно, вне подозрения.

Если далее остановиться на уликах, специально уличающих, по взгляду обвинения, Ворстмана, то мы увидим, что они представляют ряд фактов, которые с одинаковым успехом могут быть обращены «за» и «против» подсудимого. Совершить преступление у Ворстмана не было ровно никакого стимула. Капитал старуха Вебер положила в кредитное учреждение на его имя без всякого принуждения, и, следовательно, для завладения капиталом Ворстману не требовалось прибегать к убийству. Переезд старухи к Ворстману также объясняется весьма просто: ее не захотело принять к себе семейство родственников ее Лимберг, а потому, получив там отказ, старуха поселилась у Ворстмана. Наконец, отъезд подсудимого не был бегством, как говорит обвинение, с места преступления; отъезд был вызван торговыми делами, подтверждением чего служит специальное приглашение, полученное Ворстманом от некоего Лифлендера.

В чем же основания для обвинения Ворстмана? — закончил защитник свою убедительную речь. — В настоящем деле можно найти основания для предположения несчастного случая с Вебер, для предположения виновности лиц, бывших при ней в день смерти, но в отношении подсудимого Ворстмана можно найти лишь достаточное основание для его оправдания.

После непродолжительного совещания санкт-петербургская судебная палата постановила считать Якова Ворстмана оправданным по суду.

Около 15 лет тому назад один из петербургских обывателей задался мыслью организовать на широких началах акционерное страховое и транспортное предприятие. Он выработал проект устава такого предприятия и познакомил с ним Э. Ф. Ландезена, камергера Д. В. Князева и П. П. Черемисинова, которые увлеклись этой идеей и согласились быть учредителями нового предприятия. В результате в Петербурге возникло страховое и транспортное общество «Россиянин», устав которого был высочайше утвержден 3 июля 1890 года. Основной капитал общества был определен в 2 500 000 рублей, для реализации которых следовало выпустить 10 000 акций стоимостью в 250 рублей каждая. Однако уже через полгода учредители возбудили ходатайство об уменьшении основного капитала до 1 500 000 рублей с выпуском только 6 000 акций. Подписка на акции пошла плохо, и к сроку оплаты их 50-процентным взносом — на 14 марта 1891 года — в кассу учредителей поступило лишь 311 000 рублей. Чтобы выпутаться из затруднительного положения и как-нибудь открыть действия общества, учредители решили обратиться к содействию Российского торгового и комиссионного банка, и последний через своего директора-распорядителя И. А. Слепушкина открыл им широкий кредит. Благодаря этому «Россиянин» мог уже начать свои операции, и 19 марта 1891 года состоялось первое общее собрание акционеров. В правление «Россиянина» были избраны: В. А. Евреинов — председателем, князь Н. И. Вадбольский, А. П. Менюшский, Н. А. Ухин и П. П. Черемисинов — директорами. Уже в начале деятельности правления возникли серьезные недоразумения между его директорами, принявшие вскоре такой острый характер, что И. А. Слепушкин признал необходимым устранить из правления некоторых лиц. Благодаря своему огромному влиянию он вскоре достиг того, что В. А. Евреинов принужден был сложить с себя звание председателя. После этого И. А. Слепушкин направил все усилия к тому, чтобы поставить возможно ближе к заведованию делами «Россиянина» своего знакомого — Н. П. де Росси, с которым он имел особое конфиденциальное соглашение по вопросу о возможно более широком и спешном сбыте имевшихся в комиссионном банке акций «Россиянина».

19 июля 1891 года состоялось чрезвычайное общее собрание акционеров «Россиянина», где наиболее крупными акционерами явились Российский комиссионный банк (1 296 акций), де Росси (800 акций), купец А. С. Семенов (400 акций), надворный советник Э. Ф. Пипер (200 акций). Оказалось, что ко дню этого собрания, по инициативе И. А. Слепушкина, из числа заложенных в комиссионном банке акций «Россиянина» были переведены 1 600 акций номинально на имя де Росси, который, в свою очередь, 800 акций перевел на имя старого знакомого Э. Пипера и еще на двух лиц, которые служили в страховом обществе «Помощь», где Н. П. де Росси занимал видный пост директора-распорядителя. Конечно, все они подали свои голоса за де Росси, который после собрания взял акции обратно, а оказавших ему дружескую услугу в награду перевел впоследствии на службу в общество «Россиянин».

В собрании 19 июля произошла полная перетасовка правления «Россиянина». Господа Евреинов, Ухин и Черемисинов вышли из его состава, и их место заняли де Росси, Семенов и Пипер, причем князь Вадбольский стал председателем правления, а де Росси — директором-распорядителем, с жалованьем в 12 тысяч рублей в год; кроме того, в его пользу отчислялись еще два процента с чистой прибыли общества. В этом же собрании было постановлено избавиться от одного из бывших директоров, «по его неблагонадежности», и возбудить против него уголовное преследование.

В результате Н. П. де Росси вступил в управление делами «Россиянина», но не как акционер, заинтересованный в правильном развитии общества, а лишь как агент Российского торгового и комиссионного банка, заботившийся только об интересах этого банка.

Князь Вадбольский только десять дней занимал председательский пост, а затем отказался от этого почетного звания и совсем ушел из состава правления. Его же место немедленно занял купец А. С. Семенов. Оставить должность председателя князь Вадбольский принужден был исключительно из-за де Росси, который систематически противодействовал ему во всем. Добившись удаления князя, де Росси предложил ему через Черемисинова «отступного» в сумме 24 000 рублей. Вместе с тем, удаленному «по неблагонадежности» директору за прекращение претензий к «Россиянину» дано было «отступного» в сумме 37 500 рублей, а какому-то мещанину Машкауцану за удачное в этом деле посредничество — 5 000 рублей.