Подсудимая Краевская едва вошла в зал, слабо держась на ногах от волнения. Но, сев на скамью, она, по-видимому, быстро освоилась со своим положением и приняла непринужденный вид. Молодая женщина, 30 лет, француженка по происхождению, она не отличается красотой, хотя и не лишена некоторой доли миловидности и пикантности. К Ведерникову она относится предубежденно и села далеко от него, на противоположном конце скамьи. Родившись во Франции, она не умеет ни читать, ни писать по-русски и понимает только разговорный язык.

Всех свидетелей вызывалось свыше 60 человек, в том числе председатель парголовского добровольного пожарного общества присяжный поверенный М. К. Адамов. Однако некоторые из них не явились: мать подсудимой умерла, а купеческий сын Трахтенберг не был разыскан.

Старшиной присяжных заседателей был избран статский советник А. А. Чагин.

По прочтении обвинительного акта председательствующий обратился к Ведерникову с вопросом — признает ли он себя виновным в поджоге?

Среди публики наступает гробовая тишина, все глаза устремлены на подсудимого.

— Нет, не признаю, — слышится его твердый ответ.

Председательствующий задал тот же вопрос Марии Краевской.

— Нет, не виновата! — всхлипывает она и, закрыв лицо платком, судорожно плачет.

Первым свидетелем опрашивался становой пристав С. Н. Недельский. Судя по его словам, Ведерников, сознаваясь в поджоге, говорил, что ему ничего более не остается делать. Любимая женщина изменила клятвам и унизилась до грубой, животной связи со своим кучером. После, однако, он спохватился и спрашивал пристава: может ли он взять обратно свое обвинение Краевской?

— Я ее очень люблю, и мне все-таки жалко ее, — признавался молодой человек.

Ведерников (обращаясь к судьям). Я действительно говорил тогда неправду. Эта женщина меня так измучила, что я не мог владеть собой.

Председательствующий. Значит, вы к суду прибегли только для того, чтобы свести свои домашние счеты?

— Меня тогда все угнетало, — оправдывался подсудимый. — Я приходил в отчаяние от измены любимой женщины и выдумал на нее обвинение, чтобы отомстить.

— Почему же вы поддерживали эту ложь и после?

— Я не мог сказать прокурору и судебному следователю, что это была шутка с моей стороны. Да если бы я и сказал, то мне все равно не поверили бы, так как следователь, по-видимому, был уже твердо убежден в моей виновности. Вообще, во всей этой истории я попал в какую-то западню, из которой может вывести только суд.

— Но вы сами же устроили себе эту западню, — заметил председательствующий.

Полицейский урядник К. Людорф показал, что вслед за сознанием в поджоге Ведерников стал говорить, что он все-таки не виноват, как-то странно смеялся, бравировал и вообще старался казаться очень веселым. Под конец урядник невольно усомнился — уж не с ума ли сошел молодой человек.

В свою очередь, свидетель, брат покойного провизора, И. Ф. Краевский, рассказывает, что супруги Краевские приехали в Петербург из провинции лет семь тому назад. Первоначально они жили очень скромно. Э. Краевский получал в какой-то аптеке всего 50 рублей жалованья и постоянно нуждался в деньгах. Когда Ведерников познакомился с супругами Краевскими, они перестали вдруг бедствовать и зажили уже в полное свое удовольствие. Необходимые средства к жизни, очевидно, давал им сам же Ведерников.

— Он помогал от доброго сердца, — прибавляет свидетель. — Это был хороший молодой человек. Между ним и обоими супругами существовали самые милые, добрые отношения. Это была как бы одна семья, тесно сплоченная родственными узами.

Присяжный поверенный М. К. Адамов как председатель парголовского пожарного общества набросал яркую картину пожара дачи Краевского на рассвете 16 июля.

По окончании праздника цветов свидетель возвратился домой и узнал о пожаре только утром. Он немедленно же помчался на лошадях к даче Краевского и нашел ее уже всю в огне.

Деревянный двухэтажный дом представлял из себя сплошной костер; едкий, удушливый дым застилал глаза, и добровольцам-пожарным ничего более не оставалось делать, как стараться локализировать огонь. Соседние постройки были спасены, но дача провизора сгорела до основания. На пожаре свидетель встретил также и Ведерникова. Последний был одет в пожарную форму, с каской на голове, и казался страшно возбужденным. Растерянно отвечая на расспросы, он беспомощно бегал с топором в руке и со слезами просил спасти оставшегося на даче провизора.

Подсудимого присяжный поверенный Адамов характеризует скромным молодым человеком, добавляя, что, по слухам, Ведерников спас кого-то во время пожара.

Когда свидетель узнал о поджоге, он был сильно поражен совершенно неожиданным для него сознанием Ведерникова. Молодой человек жаловался на свою разбитую жизнь и говорил, что ему изменила любимая женщина, променяв его на простого кучера, и вместе с новым любовником собирается спровадить его на тот свет.

В заключение М. К. Адамов объяснил, что извещения о цветочном празднике 15 июля, — как утверждала Мария Краевская, — действительно были закрыты наклеенными сверху театральными афишами. Что же касается увоза Марией Краевской пожарного брандмейстера и его помощника, то это обстоятельство нисколько не могло помешать тушению пожара.