Шрифт:
— Хотел убить ее, — с тупым видом объяснил он на суде и рассказал, что он знаком был со Скробиной всего три недели, но, несмотря на это, все-таки успел завоевать ее расположение. Когда об этом узнал старик Скробин, он немедленно же рассчитал его.
После, когда Головкин узнал про поцелуи хозяйской дочери с приказчиком Масоловым, он начал упрекать Анисью в коварстве.
— Что ж я поделаю? Он сам пристает ко мне, — возразила будто бы на это Скробина.
С горя отвергнутый пекарь стал пить. Возвратившись из Выборга в Петербург, он выпил в трактире коньяку, а затем направился в Спасский переулок, где была булочная Скробина, чтобы покончить с коварной девушкой.
— Говорила ли вам Анисья Скробина, что любит вас? — спросил у Головкина председательствующий.
— Нет, не говорила.
— Почему же вы считали себя вправе стрелять в девушку, которая ничего вам не говорила о своей любви?
— Не знаю, — ответил подсудимый и растерянно посмотрел на присяжных заседателей.
— Вы ее любили?
— Любил.
— Неужели вам доставило бы удовольствие видеть ее мертвой?
— Я хотел и ее, и себя застрелить, чтобы она не принадлежала другому.
Из свидетельских показаний обнаруживается также, что, задумав преступление, Головкин попросил у своих товарищей-пекарей папиросу.
— Это в последний раз покурить мне на воле, — говорил он при этом загадочно.
В качестве свидетельницы фигурировала и пострадавшая Скробина — молодая девушка, 18-ти лет, с красивым лицом.
— Он мне не нравился и к тому же был совершенно неподходящей партией для меня, — откровенно заявила она.
Основываясь на судебном следствии, товарищ прокурора Воронов поддерживал против Головкина обвинение в предумышленном покушении. Судя по хладнокровным йриготовлениям подсудимого к преступлению, он должен был действовать вполне расчетливо и предусмотрительно. Между тем решительно никакого повода к сведению кровавых счетов с молодой девушкой он не мог иметь. Да если бы даже и признать мотивом преступления — ревность, то откуда она могла появиться? Ни молодая девушка, ни ее ухаживатели не имели никакого близкого отношения к Головкину и не давали ему права для жестокой расплаты за отвергнутую любовь. Анисья Скробина, как хозяйская дочь, едва ведала о существовании ревнивого пекаря и совсем не подозревала, что она может дать своему рабочему какой-либо повод к мести. А между тем физически и нравственно ничтожный Головкин мстит ей и приговаривает ее к смертной казни через расстрел. Как возмездие за это, суд должен применить к нему высшую меру наказания, и присяжные заседатели не должны поощрять диких, кровавых расправ, учиняемых разными Головкиными якобы во имя любви.
Наоборот, защищавший подсудимого помощник присяжного поверенного М. С. Маргулиес указал на резкий контраст между формулой, в которую облечен законом поступок Головкина, и житейской обстановкой этого уголовного дела. Кто такой Головкин? — 19-летний, тупоумный субъект, недоразвившийся физически, но зато всецело отдавшийся во власть захватившего его чувства. В связи с этим становится несколько странным, когда его называют «убийцей», а его деяние — покушением на убийство. Ведь сама «жертва» его, Анисья Скробина, в настоящее время жива, здорова и полна надежд на счастливое будущее.
Какой путь избрать для решения участи подсудимого — должны догадаться сами присяжные заседатели: тот ли, на который властно указывает закон, или другой — путь жизни?
По мнению защитника, Головкин не понимал ясно всех своих действий, точно так же, как не понимал и того, что легкие, поверхностные отношения между ним и молодой девушкой не представляют никаких существенных данных для его дальнейших претензий. Вся ошибка его заключается в том, что, ничего еще не испытав раньше, он в каждом ласковом слове любимой девушки, в ее мимолетной улыбке обманчиво видел уже надежду и право на чувство. В результате под влиянием любви и ревности он дошел до исступления.
Если же отвергать любовь, как мотив преступления, то надо будет признать, что он не более, не менее как психически больной человек. Другого какого-либо мотива для его действий нельзя подыскать. Именно только любовью, первой любовью молодого юноши, и можно объяснить зарождение у него дикой мысли покончить смертью с любимой девушкой.
Присяжные заседатели должны судить его не как преступника, а исключительно как блудного сына.
На эту речь товарищ прокурора сделал возражение в том смысле, что предложение помиловать Головкина является со стороны защиты как бы призывом к беззаконию.
— Господа присяжные заседатели! — с своей стороны заметил защитник. — Меня обвиняют в беззаконии. С высоко, поднятой головой встретил я это обвинение. С той скамьи, которую я имею честь занимать, десятки лет мои товарищи по оружию призывают вас к этому беззаконию и десятки лет с вашей скамьи, господа присяжные, в ответ на этот призыв, раздается: «Нет, не виновен».
После непродолжительного совещания присяжные заседатели вынесли А. М. Головкину оправдательный вердикт.
СВЯТОТАТСТВО КОНСТАНСКОГО
В 1903 году, 7 марта, санкт-петербургский окружной суд принял необычный, торжественный вид.
Судебным заседанием руководил сам председатель суда Н. С. Крашенинников, а со стороны обвинительной власти выступал прокурор С. Д. Набоков. За креслами судей виднелись другие представители прокурорского надзора, товарищи председателя и члены суда.
Публика допускалась только по заранее розданным билетам. Тем не менее с раннего утра и до позднего вечера суд осаждался массой любопытных, тщетно добивавшихся возможности проникнуть в зал.