Не прошло и месяца со дня поселения путешественника в Новой Гвинее, как лихорадочный экваториальный климат острова дал себя знать. Первым заболел Бой. Болезнь помощника затруднила, но не остановила научных работ Миклухи-Маклая. Режим его рабочего дня не изменился даже когда заболел второй помощник — Ульсон.

Ежедневно русский ученый вставал в пять часов утра, когда солнце еще не появлялось над горизонтом, и отправлялся совершать свой туалет к речке; мелкий речной песок с успехом заменял ему забытое мыло. После умывания он приготовлял себе чай, а в семь часов аккуратно записывал температуру воздуха, воды в ручье и в море, высоту прилива, показание барометра, направление и силу ветра, количество испарившейся воды в эвапорометре, вынимал из земли зарытый на один метр глубины термометр и также записывал показанную им температуру. Закончив метеорологические наблюдения, он отправлялся или в лес за насекомыми, или на коралловый риф за морскими животными. Далее шла работа с микроскопом и препарирование добытого материала. В одиннадцать часов — завтрак, затем сон в гамаке до часу. В это самое знойное время тропического дня не только европеец Миклуха-Маклай, но и туземцы предпочитали укрываться в своих полутемных, прохладных хижинах.

После отдыха — опять метеорологические измерения и наблюдения, потом приведение в порядок записей, сделанных в карманной книжке, писание дневника или чтение какой-либо книги, привезенной из России. В это время его обычно посещали папуасы, и молодой ученый прерывал занятия ради наблюдения и изучения своих новых знакомых, что, в сущности, и составляло основную цель его приезда в Новую Гвинею.

Около шести часов вечера он обедал, съедая тарелку отваренных чилийских бобов с небольшим куском говядины, и пил одну-две чашки чаю. Конец дня посвящался домашним делам: чистке ружей, уборке комнаты и т. д. В восемь часов — снова метеорологические наблюдения и сон на жесткой постели, сделанной из двух составленных рядом корзин, покрытых одеялом.

Каждый день приносил что-нибудь новое в изучении психологии и интеллекта туземцев. Однажды Ульсон сказал Миклухе-Маклаю, сидевшему за рабочим столом, что пришел Туй. Молодой ученый вышел, но увидел вместо Туя незнакомого папуаса. Не понимая, как Ульсон мог так ошибиться, Миклуха-Маклай начал расспрашивать папуаса, кто он и откуда. Папуас в ответ только странно улыбался, а потом показал на принесенные им осколки стекла и дотронулся до своего подбородка. Загадка объяснилась сразу. Перед Миклухой-Маклаем действительно стоял Туй, но гладко выбритый и от этого неузнаваемо изменившийся. Молодой ученый вспомнил, что накануне он нечаянно разбил бутылку, а присутствовавший при этом Туй с его разрешения подобрал осколки. Миклуха-Маклай думал, что Туй берет блестящие осколки для украшения, но оказалось, что Туй самостоятельно дошел до открытие режущих свойств стекла и применил его как бритву.

Через несколько дней открытие Туя распространилось по соседним деревням, и с тех пор туземцы предпочитали получать в подарок не бусы, а куски разбитых бутылок, которыми они стали пользоваться не только для бритья, но и для шлифовки всевозможных деревянных изделий, Так Миклуха-Маклай обрел новое доказательство не только изобретательности туземцев, но и способности быстро усваивать полезные нововведения.

Вскоре Миклуха-Маклай убедился также, что примитивные постройки папуасов вовсе не являются следствием их дикости, а, наоборот, строго продуманы и полностью отвечают местным условиям. Личный опыт показал русскому ученому, что папуасские шалаши, сплетенные из гибких растений и представлявшие собой конические крыши на высоких сваях, были куда удобнее и практичнее его собственного домика, построенного на европейский лад искусными плотниками корвета «Витязь». За месяц пребывания путешественника на Новой Гвинее частые тропические ливни насквозь пробили крышу его жилища и грозили уничтожить все вещи, оставшиеся без прикрытия. Произошло это в силу недостаточной покатости крыши европейского дома, на которую со страшной силой обрушивались потоки дождя, в то время как остроконечные крыши туземных шалашей получали только касательные удары тяжелых капель.

К концу первого месяца здоровье Боя, Ульсона и самого Миклухи-Маклая настолько ухудшилось, что стало серьезной помехой в его научных занятиях. Тропическая лихорадка чрезвычайно ослабила организм путешественника. Однажды ночью он услышал страшный вой туземцев и громкие звуки барума (папуасского барабана) и утром решил пойти в деревню Горенду, посмотреть, что там происходит. Однако по дороге он почувствовал себя плохо и вынужден был сесть на какой-то пень, с которого едва не свалился от слабости. Сквозь яркую зелень пальм на землю падали ослепительные лучи солнца; от этого казалось, что воздух, как живой, движется зеленовато-белыми пятнами. От земли шла душная испарина, плотно облеплявшая тело, и мокрая рубашка становилась нестерпимо тесной и тяжелой. Молодой ученый едва нашел в себе силы вернуться и тотчас же лег на свою жесткую постель. Приступы лихорадки то усиливались, то ослабевали.

Огромным усилием воли Миклуха-Маклай заставлял себя выполнять ежедневную работу.

Папуас из деревни Бонгу (рис. М.-Маклая).

Бой с каждым днем чувствовал себя хуже. Ульсон и Миклуха-Маклай понимали, что их спутник скоро умрет. Молодой ученый очень жалел, что не поселился в Новой Гвинее один, потому что его помощники только обременяли его лишними заботами. Необходимо было преодолевать собственную болезнь, напрягать всю волю, чтобы держаться на ногах и продолжать вести научные наблюдения и в то же время выполнять домашнюю работу. Теперь папуасы особенно часто стали навещать дом в

Гарагасси: их интересовало, могут ли пришельцы умереть. Визиты Туя стали ежедневными. Даже в холодную погоду, когда термометр показывал 22° Ц., что для Новой Гвинеи было уже совсем низкой температурой, Туй все же явился, захватив с собой своеобразную переносную печку — толстое тлеющее полено. Он с необыкновенной ловкостью перекладывал его с одной стороны на другую, чтобы равномерно обогревать все тело. Миклуха-Маклай понял, каким образом папуасы легко обходятся без теплой одежды в любую погоду.

Постепенно в Гарагасси стали являться папуасы из всех, даже отдаленных, деревень, куда только проникал слух о появлении белого человека. При виде путешественника пришельцы прежде всего испытывали сильнейший испуг и делали попытку бежать. Когда же другие папуасы их удерживали, они начинали нервно смеяться и приходили в сильное возбуждение. Впрочем, вскоре отношения устанавливались вполне дружественные.

Видя молодого ученого постоянно безоружным, папуасы все же не могли допустить, что у него совсем нет оружия и, чтобы проверить его, неоднократно предлагали ему свои копья, лук и стрелы. К всеобщему удивлению, Миклуха-Маклай всегда шутливо отклонял их предложения.