— Здравствуйте, Евгения. — Иван протянул ей три гвоздики. — Я извиняюсь за прошлый раз.

— Вообще я люблю фиалки, но тем не менее спасибо. — Евгения улыбнулась и вдруг поцеловала его в щеку.

Иван отпрянул от неожиданности и уставился на нее, как крокодил на зазевавшуюся антилопу гну у водопоя в Африке. Впрочем, про крокодила — это неверно. Ничего зеленого, ничего противного, скорее наоборот.

— Мы же на свидание пришли, — пояснила Евгения, — и за нами ведется наблюдение. — Она глазами показала на пожилую супружескую чету, шествующую им навстречу.

Иван улыбнулся в ответ на шалость. Улыбающимся она видела его впервые за те пять лет, что знала. Он всегда был собран, подтянут и настороже. И если он купил ей цветы, то означать это могло лишь то, что так делают большинство мужчин, встречающихся с женщиной, — выделяться он не намеревался.

Евгения смотрела на правильные, но жесткие черты лица мужчины и понимала: «крыша» у них вполне приличная. Какая конкретно? — уточнять не хотела, но то, что не бандитская, определенно.

— Я предлагаю пройтись, — произнес Иван.

Евгения взяла его под руку и поймала второй раз недоумение во взгляде. Она вела себя необычно, раскованно, не так, как всегда, и он терялся в догадках почему. А она чувствовала необыкновенную легкость: груз, давивший ее все эти годы, свалился, и Евгения наслаждалась свободой, не той, что даруется в конституции, а той, что бывает в душе человека.

На Сретенском бульваре они зашли в летнее кафе. Иван галантно отодвинул пластмассовый стул для Евгении, и она еще раз подумала: конечно, не бандит, может, бывший фээсбэшник из спецподразделения типа «Альфа», «Бета», «Гамма»… И снова улыбнулась.

Дальше пошли вещи просто невозможные. Иван тоже стал вести себя неадекватно: подозвал официанта и заказал кофе и мороженое, предварительно осведомившись, какое Евгения любит. Поинтересовался даже насчет шампанского.

Они пили кофе, и впервые за пять лет Иван никуда не спешил. Евгении было любопытно, с чем это связано. С его работой или с ней?

Мороженое он поглощал с видимым удовольствием, облизывая губы, а когда кончилось, заказал еще: и себе и Евгении.

— Итак, на чем мы остановились? — спросил он и с сожалением покосился на пустую розетку, а Евгения засмеялась. В душе он, оказывается, еще ребенок. Так ее Сашка ест мороженое. — Хорошо, но мало, — подтвердил он. — Какие у вас проблемы?

— Деньги не возвращают за проданные лекарства.

Иван понимающе кивнул, а Евгения вытащила из папки листок, карандаш и начертила большой квадрат.

— Электромеханический завод на Преображенке. Вот ворота. За воротами будка охранников. Когда машина подходит к воротам, охранник выходит из будки и высовывается в дверь. В принципе в этот момент его можно дезавуировать.

Слева от ворот Евгения изобразила какой-то выступ:

— Здесь контрфорс. Если за ним спрятаться, охранник вас не увидит.

— Еще охрана? — Иван включился и теперь говорил, как стрелял: резко, отрывисто, сухо.

— Есть, но немного. На много у завода денег нет. Охранники у фармацевтического склада, у конторы фирмы и у здания заводоуправления. Но они вообще ничего не видят. Сидят внутри. Здание заводоуправления выходит к воротам глухой стеной. — Она нарисовала. — Фармацевтический склад сразу за воротами по левую руку. — На бумаге появился длинный прямоугольник. — Кирпичное здание, одноэтажка, вам главное сразу в него проникнуть. Внутри есть охранник, семь грузчиков и завскладом.

— Телефоны?

Еще выстрел. Евгения удивлялась резкости и раньше, но Сравнила с выстрелами только сейчас.

— Здесь вот, — показала она, — справа перед зданием фармацевтической конторы телефонный стояк в виде железного шкафа. Достаточно его вырубить — и весь завод без связи. На первом этаже конторы ничего серьезного: бухгалтерия, одни женщины. Нас интересует второй этаж, где сидит генеральный директор.

— Сейф?

Как это странно, когда говорят люди определенной профессии. Все отражается в их языке.

— В кабинете генерального директора. — На схеме Евгения пометила крестиком его комнату.

— Ключи?

Евгения улыбнулась. Похоже на контрольный выстрел в затылок.

— У него с собой.

Иван почувствовал улыбку и поднял лицо от схемы на Евгению. Она смотрела прямо ему в глаза и поражалась, что не может определить их цвет. Силясь вспомнить этот цвет, она вдруг отчетливо осознала бесперспективность самой попытки. Если бы ее начали пытать, и тогда она бы клялась: «Не знаю!» Цвет неопределенный. Да цвета просто нет. Его глаза имеют только выражение, а цветовая гамма то ли отсутствует, то ли не запоминается. Но вот словосочетание «глаза говорят» точно соответствует Ивану. Евгения прочитала в них вопрос и ответила на него: