Шрифт:
— Но это же нелогично! — возразила Евгения.
— Очень даже логично! Ты сама говорила: Сократ — человек. Все люди смертны. Значит, и Сократ смертен.
— В том-то и дело, что ты не Сократ, — рассмеялась Евгения. — Вот где твоя логическая ошибка.
— Верно, — обрадовалась Сашка и вылезла из воды. — Я не Сократ.
— Значит, и не человек, — подхватила Евгения. — А если не человек, то…
— А если не человек — то бессмертна! — закричала Сашка. — Урра!
— Поэтому выпускай воду и пошли есть твою колбаску.
Михаил, пришедший вслед за Евгенией, сидя на кухне, подтрунивал над ними:
— Как это у вас, у философов, интересно получается: логика — что дышло, куда повернул, туда и вышло. То Сократ смертен, то он бессмертен. Что же нам, простым смертным, об этом думать? — И он посмотрел на свою мать.
Боярыня Морозова сидела с опухшим от слез лицом и обиженно молчала, потому что она, родная бабушка, справиться с внучкой не может, а чужого человека — ма-че-ху! — внучка слушается. Где справедливость?
Евгения видела муки боярыни — то ли сжигать себя на костре, то ли супостат сам сгинет? — но предпочитала не акцентировать на этом внимания. И, обращаясь к мужу, подмигнула Сашке:
— Вообще говоря, не логика — что дышло, а закон — что дышло. И я уверяю тебя, что ты мыслишь таким же образом. Вот два понятия: полуживой и полумертвый. Это одно и то же?
Михаил воздел очи горе и почесал седой затылок:
— Пожалуй, одно и то же.
— Очень хорошо. Но если равны половины, то равны и целые части, не так ли?
Михаил шевелил губами, сосредоточенно думал и наконец кивнул:
— Да, равны.
— Ну вот, ты и доказал, что живой равен мертвому.
Сашка захохотала, а муж попробовал поддеть жену:
— А тайник-то твой — пуст. Тебя опередили.
— Ну что ж, — смиренно отвечала Евгения, — значит, кто-то оказался умнее меня.
— А мама, между прочим, — заступилась за нее Сашка, — и не говорила, что там что-то лежит. Она просто рассказала, где его искать. Мы хотели всем классом пойти. А потом вернулись: адреса не знаем.
— Все, — сказал Михаил, — в субботу — нет, в пятницу! — переедете с бабушкой на дачу.
— В деревню, в глушь, в Саратов! — Сашка скорчила рожицу.
Дочь повторила любимое выражение Евгении, когда той предлагали отдохнуть на даче. Картошку сажать Евгения не любила, удобства во дворе ей не нравились, а от леса у нее болела голова. «Слишком много озона», — объясняла жена мужу.
Их маленький домик она называла «бочкой Диогена», сидела допоздна на крылечке и смотрела на звездное небо. Что еще делать в глуши, как не думать? И вот теперь то же самое повторяет Сашка, да еще с интонациями Евгении. Это окончательно взорвало отца. Он почувствовал ревность.
— Все! Решено. На дачу до сентября!
Сашка тут же скуксилась, а мачеха, чувствуя в ней родственную душу, утешила:
— Ничего. Чтобы учиться думать, ванна не обязательна.
Когда внучка и бабушка ушли спать, Михаил, ощущая неловкость от своей вспышки, примирительно накрыл руку жены своей ладонью:
— Знаешь, Женька, о чем я думаю? Сидишь ты, перебираешь бумажки у себя на работе, юбку протираешь, кому это все надо? Ты была бы прекрасным следователем.
— Но меня же опередили, — улыбнулась Евгения.
— Это меня опередили, — возразил Михаил. — Я работаю только днем, а они — круглосуточно. Если бы я, как только ты мне рассказала, начал действовать, документы были бы у меня в руках. Их изъяли в ночь с воскресенья на понедельник. У меня в запасе было достаточно времени, а я их проморгал.
— Еще не все потеряно. — Евгения ласково запустила пальцы в седую шевелюру мужа. — Желающих заполучить документы — двое.
— Почему двое? — насторожился муж.
— Ну сам подумай: если человек спускается по веревке и не оставляет после себя никаких следов, то это не хулиган из подворотни, а специалист своего дела. Спускались дважды, исключая спасателей. А если это специалист, будет он дважды лазить в одну и ту же квартиру? Это просто непрофессионально. Отсюда вывод: их двое, два разных человека. Один архив взял, второй придет.
Еще не стемнело, когда Завадский с двумя оперативниками стал осматривать чердак в поисках укромного места для засады. Укромных мест было много, но все заляпано птичьим пометом, пристроиться негде. Тут и толстые трубы центрального отопления, обернутые стекловатой, и перекрестья балок, поддерживающих кровлю, и даже картонный ящик из-под холодильника в углу. В ящике были проделаны дырочки, а стоял он на теплых трубах, внутри лежал матрас. Матрас хороший, не рваный и не засаленный, явно не с помойки; и тут же подушка без наволочки, старое одеяло. Спички. Свеча в пол-литровой банке. На веревке, протянутой между балок, рыбка сушится. В общем, все, что нужно для жизни.