– А тебе чо, на удобрение, чо ли надо? – наконец, спросил он.

– Да вроде того – для комнатного цветка особого – китайского, – уклончиво ответил я.

– А-а, ну-ну, понятно. Я это давно слышал – китайцы все на моче да говне выращивают. И ведь красиво у чертяк этих косоглазых получается! И почему русские на говне не выращивают? И много мочи той надобно?

– Ну, пузырек – может, полбутылки…

– Ну что ж, мочи – так мочи. Будет тебе моча – слово моряка!

Нюрка помогла зашнуровать перчатки мне и Василию. Потом села на крылечко, установила перед собой будильник, взяла в руки миску с ложкой и звонко пискнула:

– Поздоровайтесь, бойцы!

– Не поздоровайтесь, а надо говорить, поприветствуйте друг друга, сколько я тебя учил? – беззлобно пробурчал Василий. – Значит, размер ринга будет такой: от крыльца – и до забора, и от сарая – до сюдова. – Вася носком сапога очертил в рыхлой, черной земле неровную линию.

Потом он приблизился ко мне, вытянув вперед руки для приветствия. Я слегка стуканул своими перчатками по его, и мы разошлись в стороны на пару шагов. После чего ударил гонг – девочка звякнула ложкой о миску. Бой начался.

Василий, подпрыгивая и качая корпус, сразу закружил вокруг меня, я же, оставаясь на месте, мягко, по-кошачьи ступая, поворачивался вслед за ним, внимательно следя за его телодвижениями. И тут Вася, видимо, сразу решил взять быка за рога, он пружинисто скакнул на меня, и левая рука его, в хуке, со свистом рассекла воздух. Я отскочил назад и тут же мгновенно прыгнул вперед с правым кроссом через руку. Его перчатка, когда я отпрянул назад, пролетела перед моим носом, Василия же развернуло ко мне боком – уж очень он крепко, всем корпусом, с подворотом, вложился в удар – и через ничтожное мгновение мой кулак достиг цели со смачным хлопком, молниеносно врезавшись в левую часть его подбородка. Морпеха развернуло еще больше, словно волчок на заводе, и он ткнулся мордой в землю, распластав по ней веером руки и ноги.

Девчонка мигом подлетела к отцу и принялась считать:

– Раз… два… три…

– Да погоди ты считать, дуреха! Лучше тряпку давай неси, не видишь, чо ли – все лицо в говне!

Василий самостоятельно встал и, пошатываясь на нетвердых ногах, взялся перчаткой за челюсть и стал ее двигать в разные стороны. Под правым глазом на его щеке действительно расползся ошметок жидкого куриного помета. Девочка принесла из дома какую-то тряпицу и стала отирать отцу лицо, склонившегося над ней. Когда с этой процедурой было закончено, моряк объявил:

– Все, шабаш! Объявляю ничью по причине попадания говна в глаз. Пойду умываться. Расшнуровывай давай, – сунул он руки девочке.

– Почему же шабаш? И почему ничья? Я готов продолжать бой!

– Готов, готов… – недовольно забрюзжал Вася. – Я не готов, лишку выпил. А какой с пьяного боец?

– Ну, тогда признавай, Василий, свое поражение да дои своего козлика.

Его дочка помогла ему разделаться с боксерской амуницией и подошла с извинительной, за непутевого папашу, улыбкой, чтобы помочь избавиться от нее и ко мне. Василий, тем временем, сел на крыльцо, свернул из газеты цигарку и с сумрачной задумчивостью закурил. Наконец, лик его просиял новорожденной мыслью, и он, хитро прищурив глаза, сказал:

– Слушай, Колек, а все равно выпивка за тобой, как ни крути!

– Это почему же? – спросил я, надевая принесенное мне Нюркой пальто.

– А потому, Колек! Надо ведро пива купить для мово козла, для Чертика мово, то есть. Напьется пива и даст мочи. А как с него иначе мочи добыть? Воду его пить не заставишь, что ты! А пиво он – смерть, как любит. Так что, дуй за пивом в наше сельпо, туда поутрянке три бочки привезли. Сам видел. Наверно, еще не все пораскупили.

Козел, и впрямь, услышав разговор насчет пива, стал водить ушами и приблизился к нам. Он просительно заглядывал мне в глаза – своими немигающими, пронзительно-голубыми, словно добрый гипнотизер.

– Так его Чертиком зовут? – я ласково почесал черную шерсть на козлином лбу.

– Ну, да, Чертом, Чертиком. Он, не смотри себе, умный, все понимает, – убедительным тоном хвалил Василий козла. – Вишь, услышал про пиво, сразу интерес проявил.

Козел, как бы, в подтверждения слов моряка, закивал головой.

– Ну, что, Чертик, будешь пиво? – обратился я к животному.

Козел, по-видимому, в знак согласия слегка боднул меня, из-за чего из наружного кармана моего пальто вывалились свернутые в трубочку тетрадки с конспектами лекций. Они упали на землю, одна из них раскрылась, и Черт успел натоптать в ней копытами на развернутых листах. Я подобрал тетради и обратился к Василию:

– Ладно, хрен с тобой, давай тару. Ради дела, будет Чертику твоему пиво!

Василий исчез в проеме дверей дома и мигом обернулся назад. В руке он держал авоську с трехлитровой пустой банкой, которую протянул мне.

– Так ты ж говорил, ведро козлу надо. Не мало ль три литра будет? – спросил я Василия, забирая сетку с тарой.

Чертик, как бы, соглашаясь с моим мнением, подтвердительно затряс ветхой, похожей на сухой пучок прошлогодней травы, седой бороденкой.

Морпех как-то замялся и, оглядываясь на козла и взяв меня под руку, повел к калитке, доверительно при этом шепча: