— Доверять должен. Но прежде всего — должен научить. Командир не имеет права ошибаться. Слишком многое ему вверено. Люди. Техника. Оружие. Учить людей надо. Самому учиться и людей учить. Если бы он этого Девятова как следует выучил, не подвел бы тот его. Научи, а потом доверяй. Ясно?

Я смотрю на Студенцова, на его высокий невозмутимый лоб с залысинами, на его серые невозмутимые глаза, на жесткий воротник кителя, подпирающий оплывший подбородок. «Научи, а потом доверяй». Раз-два. Все по полочкам разложено.

— Вообще, — говорю я, — пора бы уже на кораблях поставить кибернетические устройства. Этакий электронный мозг с заданной программой. Вот тогда была бы полная гарантия от ошибок.

Капитан первого ранга Студенцов улыбается одной щекой.

— Видите ли, — говорит он, — электронный мозг, конечно, справится с функцией управления. Но с функцией воспитания электронный мозг не справится.

Я киваю. Все, что говорит Студенцов, абсолютно правильно. Я жалею, что увязался за ним сегодня. Вполне мог добраться из военного городка до города на автобусе — так нет, польстился на машину, которую дали Студенцову. Почему он разговаривает со мной так официально? Потому что между нами десять лет разницы и три ступеньки в чинах?

Официантка, полная женщина, туго обтянутая коричневым платьем, приносит нам чай и булочки с маком.

Тут со звоном распахиваются двери, и в ресторан вваливается шумная компания мужчин. Официантка, вздернув брови, восклицает: «Ох, горе мое!» — и рысью убегает к стойке.

Компания, перекидываясь шутками, сдвигает два стола по соседству с нами, рассаживается и, не утруждая себя изучением меню, разноголосо зовет официантку. А один, невысокий, краснолицый и нечесаный (на голове у него — будто мокрый стог соломы), отправляется прямиком к стойке, обнимает официантку за талию и тащит ее к своей компании. Официантка вырывается и говорит ему что-то сердито.

— Чего, Серега? — громовым голосом кричит из-за стола толстяк в кожаной куртке. — Не хочет обслуживать?

Краснолицый, не оборачиваясь, делает жест рукой — мол, обожди — и, наклонившись к официантке, бубнит ей что-то в ухо. Затем он возвращается к столу, на его обветренном лице победоносная улыбка, светлые глаза смотрят нагло и весело. На нем мохнатый синий свитер.

— Порядок! — кричит он. — Порядок на Балтике.

Действительно, через несколько минут официантка тащит им на подносе батарею бутылок. Компания встречает ее приветственными возгласами, а краснолицый снова подбирается к ее талии.

— Руки, руки, — говорит она, увертываясь.

— Это рыбаки, — говорю я Студенцову. — Вчера вернулись с атлантического лова. Теперь будут пить минимум неделю.

Студенцов не отвечает. Он пристально смотрит в сторону шумной компании, в прищуре его глаз я замечаю что-то настороженное.

По оконному стеклу барабанит дождь. За окном ничего не видно. Только размытые пятна фонарей.

— Что вы сказали? — спрашивает вдруг Студенцов.

— Я говорю, это рыбаки. Вернулись из Атлантики.

— Да-да. Рыбаки… — Он смотрит на часы. — Пожалуй, нам пора. Э-э, можно вас на минутку? — обращается он к официантке.

Но она не слышит. Раскрасневшаяся, сердитая, она отбивается от деятельного краснолицего рыбака, который хочет выпить за ее здоровье и требует, чтобы она выпила тоже.

— Как не стыдно, Бричкин! — возмущается официантка. — У тебя жена дома, три месяца ты ее не видел…

— Да я дру-ужески, Клавочка!

— Он дружески, Клавочка! — подхватывает вся компания, заливаясь смехом.

— Убери руки! Думаешь, если ты селедку ловишь в океане, так тебе все дозволено?

— А что я такого делаю? — заявляет Бричкин, откидывая рукой соломенные волосы, лезущие в глаза. — Просто выпить с тобой хочу.

— Он выпить хочет! — заливается компания. — После селедки потянуло… А то все селедка да селедка… Ха-ха-ха!

— Да ну вас всех! — У официантки стоят слезы в глазах. — Людей бы постеснялись. Не буду вас обслуживать!

Она хочет уйти, но неугомонный Бричкин хватает ее за руку.

Тут поднимается Студенцов. Он одергивает китель и подходит к соседнему столику. Я слышу его спокойный и властный голос:

— Отпустите ее, Бричкин.

Компания разом умолкла. Затем раздается громовой голос толстяка в кожаной куртке:

— Вы, товарищ офицер, не вмешивайтесь.

Я подхожу к Студенцову. Мало ли что.

Глаза у Бричкина светлые, шальные, чуть навыкате. Так и впился взглядом в Студенцова, часто и жарко дышит, приоткрыв рот, — ни дать ни взять рысь перед прыжком. Вдруг его потрескавшиеся губы раздвигает улыбка.