Шрифт:
На статью Циолковского о космическом ракетном корабле обратили в то время еще менее внимания, чем на исследования по экспериментальной аэродинамике. Работа осталась незамеченной, в особенности за рубежом. Этому было несколько причин.
Трагическая гибель при таинственных обстоятельствах редактора «Научного обозрения» создала значительный шум и в самой России и за границей. Попытка царских властей замять дело с ликвидацией ненавистного марксистского научного журнала путем ареста всех бумаг редакции и всего, что было обнаружено в лаборатории Филиппова, подлила, разумеется, лишь масла в огонь.
О таинственных «лучах Филиппова» (вызывающих взрыв на расстоянии) и о самой личности «красного профессора» стали писать за границей, где его и до этого неплохо знали в научных кругах. По сравнению со всеми этими сенсационными событиями появление первой части статьи Циолковского, кстати сказать, крайне искаженной отвратительной корректурой, отошло на задний план.
Далее, как мы знаем, как раз в это время, в 1903 году, братья Райт впервые практически разрешили проблему полета на аэроплане с двигателем внутреннего сгорания. До глубины души взволновали Константина Эдуардовича первые полученные в России известия о полетах братьев Райт в Америке. Он сознавал огромное значение для всего человечества этой победы над воздухом. «Письмо Ваше и статью о Райте получил, — пишет он инженеру А. В. Ассонову, — она тронула меня до слез. Номер этот я сохраню».
Это блестящее достижение, державшееся сначала в тайне, вскоре всколыхнуло весь мир. Еще до этого производили свои полеты на дирижаблях Цеппелин, Сантос-Дюмон и другие. Начиналась эпоха подлинного завоевания воздуха.
Внимание было привлечено именно к тем проблемам, которые в свое время так настойчиво и так безуспешно развивал Циолковский, Но, с другой стороны, как раз достижения в области авиации и воздухоплавания заслонили поднятую Циолковским проблему межпланетного реактивного корабля.
ГЛАВА XI
«ГОРЕ И ГЕНИЙ»
Тяжела, мучительно тяжела была в те годы жизнь Циолковского. Заговор молчания казенной науки губил одну за другой замечательные работы талантливого ученого, загнанного в калужскую глушь. Крайняя бедность усиливала нравственные муки самоотверженного борца с рутиной в науке и технике. К этому добавлялись и семейные несчастия.
В 1902 году сын Циолковского, Игнатий, учившийся в Московском университете, внезапно погиб в расцвете сил, покончив самоубийством, повидимому, на почве болезненной мизантропии и недовольства жизнью. В гибели сына, несомненно, сыграла роль пессимистическая философия, сложившаяся у самого Константина Эдуардовича в результате тяжелой общественной и бытовой обстановки.
«В 1902 году, — писал впоследствии ученый, — трагическая смерть сына, происшедшая от крайнего пессимизма: жить не стоит. Начинался Ницше, Шопенгауера. Я тоже был виноват в развитии мрачного настроения сына, так как доказывал, что радостей столько же, сколько и страданий. Мы-то оставались живы, несмотря на свою проповедь, а других загубили. Это заставило меня сосредоточиться на свойствах бессмертной материи...»
Съездив в Москву на погребение сына, Циолковский вернулся домой совсем разбитым.
«Опять наступило страшно грустное, тяжелое время.
С самого утра, как только проснешься, уже чувствуешь пустоту и ужас. Только через десяток лет это чувство притуплялось. Горе это и соответствующая ощущению мысль об отчаявшихся безнадежно людях, потерявших почву, и желание жить (как сын), заставило меня писать «Этику» [с 1903 года]» [73] .
Здесь речь идет о философском произведении Циолковского идеалистического характера под заголовком «Этика, или естественная основа нравственности». В этой работе пессимистическая философия подвергалась пересмотру [74] .
73
Рукопись Циолковского «Даты нравственного характера», написанная в январе 1935 года.
74
Подлинник этой рукописи не сохранился, имеется лишь копия 1921—1922 годов с характерной пометкой автора (подчеркнутой им же):
«Я должен сознаться, что на этом сочинении отразился 1903 год моей мысли. Теперь я ушел вперед».
Действительно, после Октябрьской революции философские воззрения Константина Эдуардовича непрерывно эволюционировали в сторону материалистического миропонимания.
Но тяжелые испытания не сломили воли Циолковского к дальнейшей борьбе. События этих лет заставили его лишь на многое взглянуть по-иному.
Прежде всего яснее, чем кто-либо другой, он предвидел предстоящие в самом ближайшем будущем решающие победы авиации и воздухоплавания. Он прекрасно понимал, что раньше они будут достигнуты за рубежом, но понимал и то, что его родина, являвшаяся для него, как изобретателя и ученого, такой неразумной мачехой, также вынуждена будет в конце концов двинуться вперед в этой важной отрасли техники.
Рабочая «светелка» ученого. Фотография (1912).
После знаменитого полета Сантос-Дюмона на дирижабле вокруг Эйфелевой башни в 1902 году Циолковский написал письмо в редакцию «Научного обозрения», где, между прочим, говорилось:
«Хорошо бы и нам, русским, поспособствовать прогрессу воздухоплавания, хотя бы материальной поддержкой наиболее достойных изобретателей и исследователей. Почему бы не собрать 10 000—20 000 рублей для опытов над металлическими аэростатами. Один из таких опытов произведен Шварцем. И этот опыт доказал несомненный прогресс в деле применения металла к построению аэростата. Я не говорю о построении воздушного металлического корабля, но только о необходимых предварительных изысканиях, подобных тем, которые я произвожу над сопротивлением воздуха, благодаря поддержке со стороны нашей Академии наук».