В мемуарной книге в жанре записок офицера инженерных войск рассказывается о фронтовых буднях воинов-понтонеров, о том, как в труднейшей боевой обстановке они наводили переправы через водные преграды, обеспечивали боевые действия наших частей по разгрому врага, проявляя при этом героизм, мужество, профессиональное мастерство.
Вместо предисловия
Автор назвал свои записки «Поперечное плавание». И это не случайно. В них рассказывается о действиях воинов отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона в годы Великой Отечественной войны. Обеспечивая боевые действия наших войск, они не только наводили мосты через водные преграды, но и водили свои понтоны поперек рек.
В любую погоду, днем и ночью, под жестоким артиллерийским обстрелом и непрекращающимися бомбежками от одного берега к другому шли понтоны с личным составом, танками, артиллерийскими и зенитными орудиями, ранеными, мирными жителями. Благодаря героизму, мужеству, отваге и профессиональному мастерству понтонеров советские полки и дивизии наступали в высоких темпах, успешно преодолевали любые водные преграды на нашей территории и за ее пределами.
Книга написана с глубоким знанием дела. Ее автор, Герой Советского Союза Сергей Иванович Голукович, прослужил в инженерных войсках 30 лет, прошел путь от рядового сапера до полковника, многие годы служил в понтонных частях.
Особенность наших понтонных парков Великой Отечественной войны состояла в том, что из них, как из детского конструктора, можно было собирать около десяти видов переправ. Сборка таких конструкций требовала от воинов отличного знания дела, высокой натренированности, слаженности и четкости, а также героизма, мужества и отваги.
Ценность повести и в том, что в нашей литературе о понтонерах сказано очень мало. Ее с интересом прочтут представители разных поколений.
Накануне
Суета Киевского вокзала столицы осталась позади. Пассажиры поезда «Москва — Кишинев» торопливо заняли свои места. Находившиеся в плацкартном вагоне с любопытством поглядывали на невысокого капитана с волевым загоревшим лицом. Капитан ехал с женой и двумя маленькими детьми, был он спокоен, выдержан. Быстро расставил свои вещи по местам, помог устроиться другим пассажирам. Ладно сидели на нем новая защитная гимнастерка и синие бриджи. На черных с золотой окантовкой петлицах краснело по шпале, а рядом с ними были ажурные эмблемы с изображением якоря и перекрещенных топориков.
Сидевший напротив капитана сухощавый блондин с льняными бровями и ресницами не сводил глаз с его груди, на которой поблескивал темно-рубиновой эмалью орден Красной Звезды.
Поезд уже набрал скорость и оставлял позади один за другим дачные поселки Подмосковья. За окном сгустились сумерки, пассажиры стали укладываться спать.
Подождав, когда уснут жена и дети, капитан вышел в тамбур покурить.
Блондин, прищурив голубые глаза, достал старинный с витыми монограммами портсигар и тоже вышел в тамбур.
Закурил, поднял глаза на капитана.
— Прошу извинить. Судя по петлицам, вы понтонер?
— Да! А в чем дело?
— Разрешите представиться. Лейтенант запаса Сундстрем Геннадий Густавович. Еду до станции Матеуцы. А вы — не туда?
Капитан улыбнулся и тоже представился:
— Корнев Виктор Андреевич. А насчет станции вы угадали.
— Тогда прошу! — Лейтенант достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и подал капитану. Это было предписание, согласно которому лейтенанту запаса Сундстрему Г. Г. надлежало явиться для прохождения службы в Н-ский понтонно-мостовой полк, который находился в городке Сороки на правом берегу Днестра.
Корнев понял, что едут они в одну часть, но был сдержан. На расспросы Геннадия Густавовича про полк ответил:
— Я год там не был. Возвращаюсь после курсов усовершенствования и новостей особых не знаю.
— Можно узнать вашу должность?
— Назначен командиром одного из батальонов полка, — коротко ответил Корнев. И, помолчав, добавил: — Интересно, кто из старых сослуживцев в полку остался?
Капитан задумался. Международная обстановка была сложной. Он мысленно сопоставлял события последних дней. В наших газетах подчеркивалось, что Советское правительство намерено четко соблюдать заключенный с Германией пакт о ненападении. А Германия? Зачем опять, как было в тридцать девятом году, проводятся большие сборы приписного состава офицеров запаса? Почему туда, где стоял родной батальон, прибыл еще один батальон и вскоре развернулся в полк? Почему занятия на курсах, которые планировались до ноября, закончились в мае и всех выпускников срочно отправили в части? Закралось сомнение: «Не лучше ли было оставить семью на квартире в пригороде Ленинграда, где она жила, пока учился на курсах?»
Заметив, что лейтенанту тягостно затянувшееся молчание, Корнев спросил:
— В полк едете в тревожное время. Семья есть?
— Есть. Но жена осталась дома.
Сундстрем немного поколебался, а потом рассказал, скольких хлопот стоило ему, чтобы добиться направления в полк. Просить о назначении в армию начал еще во время финской войны, но вопрос решился только после того, как он набрался смелости обратиться с рапортом к самому наркому.
Обменявшись еще несколькими фразами, попутчики вернулись в вагон. Капитан осторожно прошел к своей верхней полке. Привычным рывком, как на спортивных брусьях, поднялся на руках. Поудобнее устроился.