– Стыжусь, мсье, своих современников, кушающих бифштексы. По сравнению с ними мои предки были святыми.

– Ах, если бы так рассуждали президенты! – воскликнула Лиз.

– Надо еще выпить, – сказал я.

Лиз поддержала меня.

У шведа нашлась какая-то бутылка. Он разлил по стаканам. И мы выпили.

Дух захватило у меня. Это был огонь без дыма. Только раз в жизни я пил такое! И мне показалось, что рядом сидит не Лиз, а Эллен. Я сжал руку Лиз, она ответила пожатием.

– Это виски, из США, – сказал я.

Сербург удивился моей осведомленности и налил всем еще по стаканчику.

– Я бы сжег тех, кто это придумал, – сказал теперь уже по-английски мой эбеновый Геракл, показывая рукой на зарево тлеющего города.

– Я уже слышал такое требование, – заметил Сербург.

– Неужели разум не победит безумие? – воскликнула Лиз. – Может быть, это сделает любовь? Только она и страх будут царствовать в последний день.

Лиз ушла в палатку, где жила с другими сестрами. Ее провожал, как исполинский телохранитель, эбеновый Геракл.

Сербург посыпал вход специальным порошком, чтобы к нам не заползли бесчисленные насекомые, хозяева джунглей.

Я вспомнил о нашем с Эллен шалаше. Видимо, запах трав и орхидей, которыми тогда заполнили шалаш маленькие помощники, защитил нас от всех неприятностей африканской ночи.

Какая была тогда сумасшедшая, пьяная, яркая ночь! Я не мог уснуть, переживал снова каждое мгновение.

Сербург лежал рядом и мирно спал. Или мне только казалось так? Чтобы проверить, я тихо спросил:

– Сербург! У вас есть девушка?

– Я люблю, Рой, удивительную женщину, но у меня нет «моей девушки». А у вас, Рой?

– Я люблю, Сербург, удивительную женщину, и ее нет у меня.

– Какая она?

– Разве можно ее описать? Она – изваяние, и она – вихрь. Никогда нельзя угадать, что она сделает в следующую минуту.

– Наверное, это присуще настоящей женщине. Я тоже никогда не мог угадать.

– А какого цвета глаза у вашей, Сербург?

– Стальные. А у вашей?

– Серые… и бездонные…

Мы замолчали. Каждый думал о своем… Или об одном и том же? Великая Природа заботится о людях: когда вокруг них смерть, они думают о любви.

Я подумал о Лиз, о ее нежном пожатии. И вздрогнул. Я вдруг понял, что она придет. Никогда прежде я так не пугался. У меня началась галлюцинация. Мне казалось, что придет не Лиз, а Эллен.

И я услышал тихий голос:

– Рой!

Она взяла меня за руку, потянула из палатки. Ночь была звездной, до звезд можно было достать рукой. Сердце у меня бешено колотилось. Это была не Эллен, а Лиз. Она пришла. Как мне совладать с собой?

– Рой, – прошептала Лиз, – будьте хорошим другом. Уйдите.

И вдруг я понял все. Мне стало смешно, легко на душе, хотя и немного обидно.

Я чмокнул Лиз в щеку, встал, потянулся, обратил лицо свое к звездам.

Как она пела тогда? «Нас венчали не в церкви…» Я не завидую сейчас жениху Лиз.

Я отошел от палатки.

Лиз, пожалуй, слишком запоздала. Начинало светать. А светает здесь без рассвета, яркой вспышкой, взрывом прорвавшихся из-за горизонта солнечных лучей.

Они осветили палаточный город близ госпиталя. Палатки стали золотыми.

Здесь стояла лагерем интернациональная бригада спасения, штаб негритянской армии, здесь же расположились и оставшиеся в живых беженцы, медленно угасавшие под банановыми листьями.

Ко мне подошли Сербург и Лиз.

Вот тебе и на! Их-то уж я никак сейчас не ожидал увидеть.

Лиз держалась непринужденно, Сербург – замкнуто.

– Леди и джентльмены, – сказал я, – не кажется ли вам, что все покрыто какой-то дымкой? Утренний туман.

– Нет, – ответил Сербург, – это не утренний туман.

– Что же? – спросила Лиз.

Сербург усмехнулся.

И тогда мы все трое одновременно увидели в утреннем эмалевом небе сверкнувшую точку. Мы переглянулись. Я почувствовал в одной своей руке руку Лиз, в другой – ручищу Сербурга. Он крепко пожал мою кисть, словно успокаивал. Пальцы Лиз дрожали.

К сверкающей в небе точке тянулись хвосты комет. Успеют ли догоняющие ракеты сбить преступника, прежде чем он сбросит?..

– Теория двух атомных взрывов! – истерически крикнула Лиз, бросилась к Сербургу и спрятала лицо у него на груди.