Вскоре торопить Корнева пришел заместитель директора Гипромеза. Степан Григорьевич, плотный, большой, не спеша снял нарукавники, надел висевший на плечиках пиджак, поправил перед зеркалом галстук и, неторопливо шагая, пошел в гардеробную за пальто.

Однако по лестнице, где его уже не видели, он спускался сломя голову, прыгая через несколько ступенек.

Николай Николаевич Волков, высокий, прямой, заметно поседевший, сам ввел к себе в кабинет Степана Григорьевича.

– Ну, здравствуй, инженер! Давно не виделись. Обрюзг ты маленько… Спортом не занимаешься.

– Занимаюсь техникой и только техникой, – многозначительно сказал Степан Григорьевич, выжидательно глядя на Волкова.

– Слышал я, заводы для заграницы проектируешь.

«Ах, вот что! Конечно, речь пойдет о руководстве зарубежным строительством. Что ж, не так много крупных инженеров свободно говорят по-английски», – удовлетворенно подумал Корнев.

– А помнишь, как людей из цехов на капусту гнал, передо мной в райкоме отчитывался? – лукаво щуря глаза, спросил Николай Николаевич.

– Отчитываться всегда приходится, – неопределенно ответил Степан Григорьевич.

– Вспоминаю я наш последний разговор в Светлорецке. Если помнишь, о технических сооружениях и заграничной, так сказать, погоде речь шла. В тех условиях мосты между континентами трудно было строить. А теперь что ты об этом сказал бы?

– То же самое, Николаи Николаевич. Коммунизм и капитализм непримиримы.

– Вот как? Непримиримы-то они, конечно, непримиримы, но… – Николай Николаевич встал и подошел к окну, – но жить-то ведь надо. Тогда были дни угрозы глобальной ядерной катастрофы. Но человечество неспособно постоянно жить в таких условиях на разных «идеологических берегах». А раз жить, значит, переходить разделяющую их преграду.

– Как переходить?

– Да лучше не вброд, а по мосту. Как думаешь? – усмехнулся Волков. – Помню, в районном масштабе мост построим вместо парома – общая радость. А теперь, может быть, в глобальном масштабе пора? А?

Николай Николаевич словно размышлял вслух. Степан Григорьевич почтительно кивал головой.

– Человеческая мысль не знает предела, – говорил Волков. – Впереди достижений человека летит его мечта. Пожалуй, главное в механизме прогресса – найти ключи мечты, с помощью которых человек сможет отомкнуть будущее, приблизить его, сделать днем сегодняшним. Он нашел эти ключи к космическим скоростям, способен уже теперь перенестись за какие-нибудь минуты с одного края континента на другой, сможет догнать метеор, улететь в космос…

– Ключи мечты! – воскликнул Корнев. – Это хорошо, поэтично и точно, Николай Николаевич.

Волков кашлянул:

– Человек всегда мечтал быть богатырски сильным, но лишь в прошлом веке нашел способ заметно умножить силу своих мышц.

– Изобрел паровую машину, электрический мотор, подъемный кран, – подхватил Корнев.

– А теперь отважился умножить способности своего мозга, поднять их до уровня «гениальности».

– Бесспорно так! Всеобъемлющая электронная память! Быстрота мышления, равная скорости электронных процессов, скорости света!

– Вот видишь, товарищ Корнев, что произошло в технике, пока мы с тобой не виделись. Менялась и политическая погода.

– Конечно, – поспешил согласиться Корнев.

– Не раз вспыхивали и затухали очаги сражений в Азии, Америке, Африке, на Дальнем и Ближнем Востоке, наконец, накалялась обстановка в Европе. И вспомни, всякий раз, как холодная или горячая война сменялась некоторым потеплением, штилем, народы жадно тянулись друг к другу, полные взаимного интереса и симпатий. Но солнечный день, как ты знаешь, на любом материке, на любой широте порой сменяется днем пасмурным. И не раз на нашей с тобой памяти затягивалось небо земли тучами агрессии и провокаций. Временами холодало на земном шаре.

– Холодало, – подтвердил Степан Григорьевич.

– Но пойми, товарищ инженер, менялась политическая погода, а политический климат оставался неизменным. – Теперь Волков уже не размышлял как бы с самим собой, а превратился в мудрого агитатора, взошедшего на трибуну. – На земле существовали две политические системы и должны были или продолжать существовать, идеологически враждуя, но участвуя в общем прогрессе человеческой культуры, или столкнуться в непоправимой для человечества истребительной войне.

– Не дай бог! – воскликнул Степан Григорьевич.

– Верно. Ее не хотят почти все люди, каких бы они ни были религиозных или политических взглядов, в каких бы странах ни жили. И вот это желание подавляющего большинства людей, населяющих земной шар, определяет политический климат земли на длительное время. Если хочешь знать, товарищ инженер, то этот политический климат позволяет говорить сейчас о мобилизации всех технических возможностей человечества для всемерного сближения народов, пусть даже на разных материках.