– Кроме того, я думаю, вы все-таки согласны со мной в главном. Любой бизнес может быть продолжен, если все мы и те, кто будет и должен работать на нас, останутся живы на нашей планете, спасенной от ядерной катастрофы.

– Оставьте эту пропаганду красным. Я думаю, нет нужды говорить о том, что само собой разумеется, – проворчал Бык-Бильт.

– Выгода, выгода, джентльмены! Вот что движет всеми нами. Остаться жить, право же, выгодно! И тогда можно говорить о таких строительствах, как подводный плавающий мост через океан. Выгода!

– Как будто существует только ваша ничтожная выгода! – зло заговорил снова Рипплайн. – Мы с Бильтом и Хиллардом достаточно весомая группа, чтобы с нами считались. На носу выборы губернатора! Нам нужен крепкий парень, который продолжил бы в штате политику в традиционном духе делового использования всех ресурсов мира. Нам и дальше нужна та политика, которую мы подсказали в свое время отсюда… Политика американских жизненных интересов.

– Наших интересов, – пробасил Бильт.

– Я бы сказал, рычагов, – вставил Боб Игнэс, – а не санкций, знаменующих, по существу говоря, потерю выпущенного из рук рычага. Вам нужно познакомиться с тем, что такое диалектика.

– Избавьте нас от коммунистической философии!

– У меня только одна философия – философия выгоды. Но выгоду надо понимать, джентльмены. Диалектика в том, что сейчас эта выгода не в разделении мира, а в его экономическом сплочении. Поймите, что, торгуя с коммунистами, мы скорее завоюем их своей продукцией, проникнем в их экономику, сделаем невозможным их существование без нас, найдем рычаг, с помощью которого будем поворачивать мир…

– Не выдумывайте нам законов! – ворчал Хиллард.

– Я не вдаюсь в философские тонкости, я бизнесмен, – осторожно сказал Бык-Бильт, – однако нельзя не заметить, что, будь сооружение, подобное плавающему туннелю, построено, это тотчас потребовало бы увеличения сети железных дорог.

– Вот видите! – обрадовался Игнэс.

– Отлично вижу, что минуту назад он был с нами, а теперь… – заскрежетал голос Рипплайна. – Вам бы лучше помолчать, Бильт, с вашими дорогами. Вы так скаредничаете, что катастрофы у вас стали нормой. Я никогда не прощу вам гибели моей супруги в специально нанятом у вас салон-вагоне.

– Может быть, вы думаете, что я прощу вам историю с моей дочерью, – огрызнулся Бык-Бильт, – которую увез на папенькиной яхте ваш молодой оболтус?

– Не задевайте моего сына, сэр! Он будет заседать здесь вместо меня. А жену никто не вернет мне. Что же касается вашей дочери, вы ее получили в полном здравии.

– Однако не в прежнем виде.

– Джентльмены, джентльмены! Мы сами отказались от председателя! – вскочил мистер Игнэс. – Джентльмены, еще раз прошу вас. Вы только доказываете своими спорами, что экстремист прав…

– Почему прав? – возмутился Рипплайн.

– Он говорил, что разногласия между капиталистами никогда не исчезнут. Умоляю вас, ради того, чтобы доказать, что какой-то философ не прав, придемте к соглашению.

– Вы слишком часто ссылаетесь на коммунистов, Игнэс. От вас слишком пахнет Россией. Я не хочу напоминать вам о вашем происхождении, но предпочел бы слышать от вас более американские слова! – прокаркал из кресла Рипплайн.

– Выставка уже существует. С этим ничего не поделаешь. Интерес к ней во всем мире огромен. Вы все скоро почувствуете, какую выгоду нам сулит более тесное общение со всеми странами, – продолжал убеждать Игнэс.

Но другие магнаты не хотели его слушать. Мистер Артур Брукман был растерян и несколько раз проверил, хорошо ли закрыты двери.

Адвокаты Моргана и Рокфеллера покинули заседание до его конца.

Воздух стал синим, члены комитета кашляли и продолжали кричать хриплыми голосами. Выработать выгодную для всех политику оказалось делом нелегким.

Мистер Брукман еще никогда не был в таком затруднительном положении. В Особом комитете произошел раскол. И виной, как ему казалось, был этот межконтинентальный плавающий туннель, который как бы символизировал возможное сближение двух разных миров.

Тяжелое серое небо осело над городом. Отточенная вершина Эмпайр Стейт Билдинга, зазубренная – Рокфеллер-центра глубоко вонзились в рыхлые облака. Между каменными домами-башнями небо низко прогибалось к земле, истекая мелкими каплями дождя.

К подъезду большого отеля на Седьмой авеню в Нью-Йорке один за другим подкатывали заново отлакированные водой автомобили. Полисмен следил за тем, чтобы машины тотчас же отъезжали, уступая место новым.