Аня захлопала в ладоши.

– А-а-ня!.. А-ау! – Далекий голос звонко разнесся над водой.

– Ой, папочка! Меня. Кто бы это?

– А-аня! А-ау!..

Лодка закачалась от быстрого движения Ани. Она стояла теперь во весь рост, всматриваясь в берег.

– Папочка, кто это? Голос какой знакомый…

– Не качай лодку, сядь! Ты со мной поехала рыбу удить – значит, тебя дома нет.

– Папочка, ты знаешь… – У Ани перехватило дыхание. Она пыталась разглядеть белую фигуру на берегу. – Это же… это…

– А-аня, плыви сюда!

– Папа, ведь это же Елена Антоновна! Ты понимаешь?

– Нет, не понимаю.

Аня поспешно села и схватилась за весла.

– Куда? – Седых вскинул свои лохматые брови. – Куда?

– Папа, я должна на берег. Она, наверное, ко мне приехала, а ведь я ее с каких пор не видела…

– Ты с отцом сейчас. И с ним не бог весть как часто видишься.

– Папа, это же врач с твоего корабля!.. Мы сейчас же плывем к берегу.

– Не мешай мне, я рыбу ужу. Я имею право посидеть с дочерью час посредине пруда.

Аня решительно взялась за весла.

– Имей в виду, я не поплыву, – неожиданно низким басом произнес Седых.

Остальное произошло в полном молчании. Аня вскочила на ноги и, как была в легком летнем платье, перешагнула через борт. Брызги обдали старика, но он даже не шелохнулся.

Напрасно оглядывалась Аня назад – отец так и не посмотрел в сторону плывущей дочери.

На берегу, растерянно прижав руки к груди, стояла полная женщина и нервно теребила косынку.

Выскочив из воды, Аня бросилась к ней на шею.

– Мокрая какая! Ах ты, боже мой! Сумасшедшая! – говорила Елена Антоновна, отталкивая смеющуюся Аню.

Аня потащила свою гостью в гору. Наверху, оставив ее, запыхавшуюся, она обернулась и помахала рукой. Посредине пруда виднелась маленькая лодочка с сутулой белой фигурой на корме.

– Ты будешь переодеваться? – спросила Елена Антоновна.

– Нет! – засмеялась Аня. – Мне не так жарко будет.

Они сели на поваленное бурей дерево. Аня – на самое солнце, Елена Антоновна – в тень. Начались расспросы. Спрашивали друг друга о самых незначительных вещах, хотя и не виделись несколько лет.

– Я, Аня все знаю из твоих писем, – говорила Елена Антоновна, – но не все понимаю.

– Что же тут непонятного? В моей жизни, кажется, все так просто и ясно. Есть радость, есть горечь… Разве не так?

Аня немного откинулась назад, опершись руками о ствол, на котором сидела, и закинула голову. В позе ее было что-то озорное, но глаза были печальными. Над вершинами деревьев быстро неслись облака.

– Ты-то ясная, – улыбнулась Елена Антоновна, любуясь легкой фигуркой Ани в мокром, облегающем тело платье, – а поступки твои не так уж ясны.

– Да? – улыбнулась Аня, не меняя позы.

– Я ведь думала, что мы вместе работать будем. Помнишь, там, на корабле. У тебя была верная и нежная рука.

Аня замотала головой, все так же загадочно улыбаясь.

Елена Антоновна встала и, взяв Аню за плечи, посмотрела ей в глаза:

– Андрея любишь?

Аня кивнула. Елена Антоновна встряхнула ее:

– Глупая! Ах, боже мой, какая глупая! А я тебя считала настоящей женщиной.

– А что такое настоящая женщина?

Елена Антоновна села и обняла Аню за талию:

– Ты знаешь, как поступила бы настоящая женщина? Она, может быть, бросила бы медицину, но для того, чтобы работать вместе с мужем, воплощать в жизнь его идею, которая увлекает сейчас всю страну. А ты? Мужчины, Аня, не прощают таких вещей. Ты вдруг избрала далекую, чуждую ему специальность. Делаешь вид, что собираешься работать над какой-то своей собственной идеей. Ради чего, девочка моя, скажи, ради чего?

Аня опустила голову.

– Ты знаешь, – продолжала Елена Антоновна, – я видела его в Сочи и сразу поняла, что происходит между вами. Я поняла это, хотя мы сказали с ним всего лишь несколько слов… Еще ребенка вам надо иметь, вот что!

Аня скосила глаза, потом неожиданно быстро повернулась. Елена Антоновна подождала, но, видя, что Аня молчит, продолжала:

– Я решила обязательно с тобой повидаться. Ну зачем тебе эта реактивная техника или как она у вас там называется? Или уж будь врачом, или иди следом за Андреем. Он у тебя талантливый, сильный и достоин этого.

Аня засмеялась и отвернулась от Елены Антоновны.

– Вы ничего, ничего не понимаете, – сказала она, вдруг становясь серьезной. – Простите, Елена Антоновна, что я так сказала…