— Голова болит. В ушах стучит. Словно кто по черепу бьет...

— Кровь стучит. Ты — главное — не бойся. Не думай ничего такого.

— Я не думаю. Уши еще дома болели.

Совсем близко рвутся снаряды. Слышно, как над головой, злобно ворча, пролетают осколки. Ослабленные лётом, рваные куски металла иной раз падают в траншеи. Рукой трогать их нельзя — горячие...

— У тебя дома кто? — спрашивает Мелешка.

— Мать.

— Отец где?

— Мать одна живет.

— У меня сестра есть, — словно похваляется Мелешка. — Перед войной педагогический техникум кончала. Не знаю только, где она.

Интереса к сестре Мелешки Семененко не выказывает. Втянув узкую, словно клин, голову в воротник шинели, дремлет.

По траншее, пригнувшись, торопливо проходит полковник, командир дивизии. За ним целая свита: едва поспевают низковатый, в синей парусиновой гимнастерке подполковник, который командует полком, четыре или пять майоров, капитанов.

Полковник Мелешке знаком, он говорил речь, принимая пополнение. Фамилия — Василевский. Родом он с Могилевщины.

— Вот если б найти сестру, — обращается Мелешка к Семененко. — Может, она на фронте? Где-нибудь тут, близко?..

Семененко не отвечает.

Мелешко ни от кого не получает писем. Сам письма пишет. В зеленый городок на Полесье, поблизости от которого жил подростком в железнодорожной будке, когда была еще жива мать, и в который вернулся, когда началась война. Он и в партизаны пошел оттуда.

Хороший тот городок. Мелешка словно видит его наяву. Сосны едва не вплотную подступают к большой железнодорожной станции, к длинным баракам железнодорожников на восточной Подольской стороне. Сосновым бором окружен городок и с западной, северной и южной сторон. Как в венке стоит.

Там, где кончается заставленная обычными хатками, даже немощеная улица, начинаются владения военных. Среди раскидистых сосен белеют корпуса пехотного училища. Дальше — окруженная молодыми сосновыми посадками большая поляна: там военный аэродром.

То, что в городке было военное училище, позднее имело значение для партизан. Взводами, ротами командовали лейтенанты. Попадая в первый, неудачный год войны в окружение, плен, вырываясь оттуда, некоторые отправлялись в городок, где у них были невесты, даже жены. Успели приобрести, когда курсантами бегали в городок по увольнительной.

В первый год оккупации, вернувшись из детдома, Мелешка жил у стариков Климков, — они доводились дальней родней. Два их сына служили в армии командирами. Может, потому у Климков и собирались лейтенанты, которые вырвались из плена и окружения. Зимой они устраивали тайные сходки, сговаривались, летом ушли в лес, к партизанам.

Климки двинулись в лес вместе со всеми. Мелешкина бабуля готовила партизанам еду.

Теперь Мелешка пишет Климкам письма. Но молчат они, хотя городок освобожден еще в начале зимы. Может, хата у них сгорела?

Обстоятельства сложились так, что освобожденного городка Мелешка не увидел. Их бригада соединилась с Красной Армией, когда городок был еще у немцев. Не пришлось походить по знакомым улицам с автоматом через плечо, в офицерском немецком мундире, который Мелешка припас специально для такого случая. Мундир он продал за литр самогона перед отправкой в запасной полк.

Отца Мелешка раньше вспоминать не любил: он пил, ни на какой работе подолгу не задерживался. Завербовался на лесозаготовки как раз сюда, в Карелию. Тут исчез. В казенной бумаге матери написали, что отец утонул в озере. Мать работала сторожихой на железнодорожном переезде. Через год после смерти отца сама попала под поезд...

Карелия в представлении Мелешки была хмурым, сумрачным краем. Ему представлялось: под косматыми елками плещут бездонные озера с ледяными водоворотами. Попадешь в такое — не выплывешь.

Он был вчера удивлен, увидев, что здешние пейзажи напоминают родные. Правда, небо низковатое, над самой головой висит. Настрой земли, леса немного иной, чем в родных местах. Но много и общего, того же самого: болота с пахучим багульником, березы и осины вперемешку, речушки и ручейки.

Место, где погиб отец, не тут. Оно дальше, севернее.

Впервые Мелешка с уважением подумал об отце. Он, видать, потому был неспокойным человеком, что хотел повидать свет. Боязливые люди не бросаются с места на место. Сидят в щелях, как тараканы.

Командир взвода лейтенант Зотов смотрит на часы. Артиллерия бьет два часа пятнадцать минут кряду. Огонь не прекращается. Судя по тому, что орудия, минометы отзываются с той стороны все реже, дальнобойщики нормально действуют. Вдруг около траншеи один за другим разрывается несколько снарядов. Стреляют наши самоходчики. Они приданы полку только сегодня, а потому знают ли, что первую вражескую траншею батальон захватил вчера вечером, во время разведки боем?