Подходя к шоссе, замечаю фигуру, она движется навстречу. Приблизившись, вижу, что это девушка: синий лыжный костюм плотно облегает пышный, ладный стан, лыжи красные, палки металлические, алюминиевые, но держится девушка на своих красных лыжах не очень уверенно. Да это же Антонина! Теперь, когда я совсем близко, она сворачивает, делая вид, что не имела намерения со мной встретиться.

Лыжного костюма у меня нет, собираясь на прогулку, я надел старые штаны, толстый вязаный свитер и только теперь чувствую, что нижняя сорочка, ворот верхней — мокрые. Схваченный морозцем, снег немного окреп, но по целику, без лыжни, наст не держит, я то и дело проваливаюсь и, срезав угол, отчаянно несусь на сближение с лыжницей.

Я не знаю, что скажу Антонине, но мне приятно, что она вышла на лыжах. Первый раз я встречаю ее в лесу, наедине. Это придает смелости.

— Ты хорошо на лыжах ходишь, — говорит Антонина, когда я наконец поравнялся с ней. — Думала, не догонишь...

Лицо ее разрумянилось, коротко подстриженные волосы растрепались, мокрая русая прядка прилипла ко лбу. Никогда не видел я Антонину такой красивой, по-домашнему близкой.

Обида, злость, решение держаться от нее подальше, не искать встреч — все это сразу исчезает, и только радостно и тревожно бьется сердце. Я снова заворожен, взволнован, не нахожу слов, чтобы ей ответить, а те, что нахожу, не к месту.

Мы идем рядом, лыжи проваливаются в снег, но мне хорошо, я благодарю судьбу, что выпала эта счастливая минута.

— Я хотел тебя встретить в лесу, — наконец говорю я. — Часто тут ходил. Летом, конечно.

— Что было бы, если б ты меня встретил в лесу? — Слегка прищуренные знакомые глаза поглядывают на меня, кажется, с насмешкой.

— Ничего. Ты все забыла.

— Что я забыла?

— То, что мы с тобой жили на одной улице. Я пас коров... Ты приходила каждый день. Помнишь в нашем городе земляной вал? Насыпанный вокруг древней крепости. Мы там сидели...

Она остановилась. Удивленно, как будто недоверчиво, даже испуганно глядит на меня.

— Послушай, Женя... ты говоришь в который уж раз. Ничего я не помню. Отца перебрасывали с места на место. Где я только не жила! Чуть не каждый год — новая школа, другие учителя. Хотя тебя теперь вспоминаю. Ты приезжал из ремесленного училища. Аккуратненький такой фабзайчик в черной шапке.

Она наконец сказала то, о чем я давно догадывался. Пушистоголовая девочка с толстыми ножками, косой, большими, как бы удивленными глазами и Антонина — два разных существа. Эта — видная, рослая, красивая — за ту, давнюю, ни в какой мере не отвечает.

— Ты когда едешь в Минск?

— Надо вечером.

Я удивляюсь, откуда только красноречие берется. Почему нам, говорю Антонине, не побывать в городке, где я родился, вырос и где долго жила ты? Это недалеко, мы сойдем с автобуса, пошатаемся по улицам. У меня в этом городке тоже никого нет, братья, сестры поразлетались, но там, на самом берегу искусственного водохранилища, которое залило луговину, лес, где я пас коров, стоит белокаменное здание, не то гостиница, не то туристский кемпинг. Мы можем туда зайти, потом я посажу тебя на электричку.

Вечер как в волшебном сне. Синие зимние сумерки, затихшие улочки, голые, черные деревья чуть не в каждом дворе, приземистые, с заснеженными крышами деревянные домики. У некоторых закрыты ставни, сквозь щели пробиваются тонкие полоски света, другие совсем без ставен, на окнах занавески, но домики осели, и, если смотреть со скрипучего обледенелого тротуара поверх занавесок, можно видеть, что делается внутри.

Кто живет в нашем городке? Больше люди пожилые, пенсионеры, которые давно уже не рвутся в дальние дали. Молодежь работает в Минске, утром уезжает, вечером приезжает. В городке есть совхоз, несколько мастерских, поблизости карьеры, откуда возят на минские стройки песок и просеянный из песка гравий.

Мрачно чернеют в темном зимнем небе каменные башни костела. Остатки крепости, земляной вал — немного в стороне. Все засыпано снегом, окутано сумерками, ничего не разглядишь.

Я показываю Антонине дом, где она жила. Обыкновенный деревянный особнячок с четырехскатной крышей, небольшим двориком, где растут две старые раскидистые липы. В этом домике всегда селились районные руководители. Теперь, верно, жильцы обычные, ведь район упразднен.

— Я помню наш дом, — говорит Антонина. — Иногда езжу электричкой, а здесь пересаживаюсь на автобус.

Антонина молчалива, задумчива. Такой она была только в сентябрьский вечер, когда мы бродили по Ковальцам.

Мы уже с час блуждаем по улицам и наконец выходим на площадь. Время не позднее, еще открыты магазины, лавки, возвращаются домой с сумками в руках хозяйки. Из крепости доносятся детские голоса. Видно, дети катаются с горки, которой служит земляной вал.

Даже в нашем городке есть такси. Две машины с зелеными огоньками как раз ждут на площади. Мы садимся в первую, я прошу везти к ресторану на берегу водохранилища. Пять — десять минут, и мы на месте.