Немало горьких страниц занимает рассказ автора о его тщетных попытках повлиять на бывших союзников России, умерить их вполне корыстный интервенционалистский настрой, вызвать сочувствие к положению внутри страны, к оказавшимся на чужбине военным. Но судьба империи не волнует западные страны, они не понимают или не хотят понимать происходящее. Они готовы поддержать любой сепаратизм и даже объединение империи под эгидой мусульманской политики.

С одной стороны, неприятие методов революционного террора, с другой – понимание того, что Россия вообще может потерять свою государственность, – приводят Палицына к горькому конформизму.

«…Не нам здесь проводить по отношении России монархические начала. Если Россия их провозгласит, мы подчинимся этому, как подчинимся, если она скажет – быть Республике. И я буду честно служить последней, лишь бы она привела страну к порядку и к жизни…

Если бы меня привлекли в конгресс мира с правом голоса – я не пошел бы и отказался бы от этого, ибо считаю это … воровским … поступком…. Поступят ли так мои соотечественники, не знаю. Судя по тому, что делается, думаю, что они пойдут с чем-то соглашаться, что-то будут защищать и будут себя утешать, что исполнили свой патриотический долг. А я скажу, что они поступят как воры… в Смутное время… Ибо без полномочия от России никто от имени России с чужими не может … решать судьбы России».

В ниже приведенном отрывке Ф.Ф. Палицын четко обозначил свою позицию и свое отношение ко всему, что происходило в России в 1914–1920 гг.

«Я задолго видел последствия, которые должны были развиться из настоящего и прошлого, писал о них, записывал, убеждал, когда этому никто не верил… Изучая людей и жизнь и работая всегда для дела, я поневоле приобрел ту способность бесстрастной оценки людей и событий, крупных и мелких, которые для жизни мне казались необходимыми. Я одинаково мог окунуться в высший бюрократический мир и в мужицкую среду, с которой жил близко, чтобы познакомиться с их мышлениями, обычаями и мировоззрениями. Случайно все члены Царской семьи ныне налицо росли на моих глазах, и все проходило перед моими глазами с их особенностями и свойствами… Для меня это все люди, а не полуфантастические лица, о которых рассказывают в обществе и пишут в газетах небылицы. И мне все кажется, что особый ход моей жизни дал мне многое, чтобы правильно распознать жизнь, ее течения. Я любил и люблю людей. Я никогда не сужу их строго. Я знаю, что мы полны слабостей, но у всякого есть свои достоинства, и обязанность тех, кто должен жить с ними и управлять ими, пользоваться для блага дела последними и не давать ходу первым…»

Страницы «Записок» отражают не только непосредственную реакцию современника и участника грандиозных по своему масштабу событий. Благодаря их автору перед нами открываются разные миры, противоборствующие силы, участвующие в военных и политических действиях. Его специальные познания позволяют увидеть и оценить то, о чем редко говорят как о факторе побед или поражений в войне: о снабжении, о тыле, о дорогах, госпиталях, беженцах и просто мирном населении, которое оказалось в зоне боевых действий. Именно эта часть обустройства русской армии оказалась самой уязвимой.

С таким же знанием дела Палицын анализирует изъяны управляющего аппарата. Все вместе, по мнению автора, привело к разложению армии и гибели страны.

В силу своей должности Палицын оказался вовлеченным и в дела союзников, европейскую и международную политику.

Множество государственных и военных деятелей других стран попали в орбиту его внимания. Ллойд Джордж, Вудро Вильсон, Клемансо, Гинденбург и многие другие. У всех свои интересы в круговороте всеобщего хаоса. Мелькают люди разного социального статуса, появляются и исчезают различные организации: во всем неопределенность, мир меняется на глазах.

Америка в лице своего президента Вильсона выходит на сцену, диктует утомленной Европе свои предложения по устройству нового миропорядка.

И во всей этой сумятице русский генерал озабочен будущим России. Мысль о ее благе – главное содержание его записок.

Текст «Записок» публикуется по рукописи, находящейся на хранении в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета под инвентарным номером «Title 17, U.S. Code».

При подготовке к изданию соответствующая часть рукописи и ранее опубликованного текста в журнале «Военный сборник» были сверены и разночтения внесены в публикуемый текст.

Как следует из текстологического анализа рукописи, автор только приступил к работе по редактированию текста своих «Записок», относящихся к пребыванию во Франции в 1916–1921 гг. Поэтому при подготовке к изданию текст был сокращен, из него были изъяты авторские повторы. Частично были сокращены многословные описания мирных инициатив воюющих сторон в 1917–1918 гг., а также повторяющиеся характеристики лиц из состава советского руководства.

Текст воспроизводится с изъятиями и правками в соответствии нормами русской орфографии и пунктуации. Стилистические особенности манеры автора «Записок» сохранены.

Оставлены без изменений характерные для эпохи и стиля автора особенности написания топонимов, названий городов и населенных пунктов, наименования государственных учреждений Российской империи и Советской России, обозначения времени, сохранены некоторые архаичные нормы речи. Используемые автором отдельные иностранные слова переведены и даны в пристраничных примечаниях. Текст газетных вырезок и иных авторских вставок, включенных в основной корпус памятника, переведены полностью и включены в общий текст без примечаний. Топонимы и наименования географических названий приводятся в соответствии с транскрипцией 1914–1918 гг.