— Ну, что, товарищ командир, — начал он, — моя биография проста…

— Но поучительна, — вклинился Багелев.

Все заулыбались, Стрелков тоже, однако бросил:

— Багелев, вы следующий, а пока Литовцев.

Боцман укоризненно посмотрел на Багелева и продолжал:

— Родился я в двадцать пятом году, на флот попал в сорок третьем, участвовал в войне с Японией. Отец погиб в сорок втором году, мать — колхозница. Есть жена Валя и дочь Света. Живут на Украине. По моей линии катер почти готов. Покрасим только подводную часть специальной краской от обрастания, остальное по мелочи. Разрешите сесть?

— Садитесь, боцман. Багелев, ваша очередь.

Кажется, «мертвая точка» была позади.

Багелев был многословен и с явной претензией на остроумие.

— Я, товарищ командир, служу уже седьмой год, Как говорят «по второму году, по второму заходу». Служить осталось неделю и выпить семь компотов. Холостяк убежденный, моторист прирожденный. Техника на катере — что надо. Все работает с полоборота, — скороговоркой выпалил он, при этом бросая взоры на мотористов и вдохновляясь их улыбками.

Из верхней команды все, кроме улыбчивого Аметова, были безучастны к монологу Багелева, и тот, похоже, свои шутки расточал только мотористам, иногда, впрочем, поглядывая в ожидании поддержки на торпедного электрика.

Багелев на мгновение остановился. Переведя дух и набрав воздуха, он уже готов был дать новую очередь своего боевого повествования, но Стрелков остановил его:

— Стоп, стоп, немного помедленней, Багелев, а то сразу не уловить сути. Вам с вашей скорострельностью в комендоры надо было идти.

Теперь уже засмеялись все, и Стрелков отметил это. Но Багелев нисколько не смутился и в ответ на замечание командира отчеканил:

— Это точно, товарищ командир. Комендор из меня был бы не то, что наш Еремкин. Ведь он, когда дал первую очередь, то со страху свалился на турель.

Стрелков заметил, как вспыхнуло лицо молодого комендора и как он весь как будто от удара сжался и умоляюще посмотрел на Багелева.

— Багелев, — остановил его Сергей, — о Еремкине не надо. О себе говорите. А он, насколько мне известно, огневую задачу сдал на «хорошо». Значит, комендор добрый.

В глазах Багелева почти неуловимо мелькнуло и тотчас же исчезло какое-то сложное и неприятное выражение. Он снова был благожелателен и, не давая себя сбить со взятого тона, отпарировал:

— Это он стрелял после напарника и утверждает, что попал точно в те же дырки в щите.

«Однако этот говорун себе на уме», — отметил Стрелков. — К нему надо будет присмотреться внимательно».

А Багелев тем временем, по ходу дела чем-то подколов каждого члена верхней команды, уже с восторгом рассказывал о высоких успехах команды мотористов под его, Багелева, руководством.

— Катер наш выглядит хорошо. Но дел еще много. Завтра представлю план работ с указанием срока их проведения, — закончил он свой пространный доклад и улыбнулся хитро м многозначительно.

Доклады мотористов были под стать багелевскому, хотя и менее красочны. Однако школа Багелева так и выпирала: «Все хорошо, все отлично. Кто бы в этом сомневался, но только не мы».

Верхняя команда в этом отношении не имела общего лица. Каждый был индивидуален.

Торпедист Красанов, какой-то рыхлый и вялый, что так не вязалось с его молодостью, говорил несколько обиженным тоном, вроде его кто-то упрекал за службу.

— Я, товарищ командир, одногодок с Багелевым и по сроку службы и по пребыванию на катере. И напрасно некоторые сомневаются, что мы по торпедной части отстаем от других. И торпеды готовить и стрелять нам не впервой.

— А кто эти «некоторые»? — поинтересовался Стрелков.

— Да есть такие, — неопределенно бросил торпедист, — и даже на нашем катере.

«Похоже, у Красанова и впрямь что-то неладно», — подумал Стрелков, а вслух сказал:

— Все учтем, Красанов. Судить будем не по словам, а по результатам стрельб, так что не волнуйтесь.

Радист Соловьев показался Сергею несколько нервным, и по его сбивчивому тону он понял, что должность радиста на катере оценивается членами экипажа по-разному.

— Я ведь что хочу сказать, товарищ командир, — тут он разволновался и даже стал заикаться. — Вот к-ког-да гов-в-ворят, что р-р-радист бел-л-оручка, то ведь н-н-не верно это.

Сергей знал, что инструкция не позволяет использовать радиста на тяжелых работах, так как рука теряет чувствительность и это сказывается на качестве работы. Но, с другой стороны, понимал, что участие радиста в авральных работах на корабле необходимо и в разумных мерах нисколько не повредит профессиональному мастерству, поэтому на замечание Соловьева ответил дипломатично: