— Я, Пермикин, думаю, что самая моя ответственная задача — создать обстановку, когда врачу нечего будет делать как специалисту. Это значит — экипаж здоров, и любое задание будет выполнено. Разве не так?

— Конечно, — соглашается Сергей. — Я тоже за профилактику, это куда приятнее, чем болеть.

В рамках медицинской службы на корабле Егорычу тесно. Уж как-то получилось так, что именно он вот уже третий год секретарь партийного бюро подводной лодки, руководитель группы политических занятий у старшин, член спортивного комитета корабля, слушатель университета марксизма-ленинизма. Он — зачинатель и непременный участник большинства мероприятий, проводимых в экипаже.

Что касается непосредственных обязанностей по службе, то вроде бы нагрузка, действительно, не велика. Но и не так мала, как может показаться несведущему человеку.

— После трех лет службы на подводной лодке, — заявил мне как-то один из штабных работников, — врача можно списывать в «обоз», как дисквалифицировавшегося.

Я возразил, сказав, что врач не только лечит больных, он еще и первый психолог на корабле, а психологическая подготовка сейчас, когда подводные лодки находятся иной раз месяцами в море без всплытия, — задача наиважнейшая.

— Это врачи-то психологи? — ехидно усмехнулся он. — Да вот возьмите хотя бы Рафина. Примитивный человек.

Я не знал Рафина, но за Егорыча и его коллег стало обидно.

— Примитивные люди есть везде. Речь не о них. Если Рафин такой, значит, он просто-напросто — не врач. Потом вы забыли еще о санитарно-гигиеническом состоянии корабля. Ведь это все на плечах врача.

Наш Егорыч — творческий человек. Послушав как-то лекцию о нецелесообразности личному составу заниматься спортом в длительном плавании, он пришел ко мне посоветоваться: «Вы ратуете за спорт. Как же быть?».

Долго мы с ним сидели, изучая руководящие документы по спортивно-массовой работе, и пришли к выводу, что, несмотря на некоторые убедительные доводы лектора, были у него и элементы перестраховки. Правда, мы вспомнили случай с командиром БЧ-5 Починщиковым. Прекрасный спортсмен, он в походе чувствовал себя неважно, даже жаловался: «Ведь ежедневно упорно занимаюсь спортом. Взял с собой хорошие гантели, эспандер, тружусь в поте лица, а силы не прибавляется. И даже наоборот — слабею. Почему бы это?» Вроде бы наглядное подтверждение мыслей лектора. Но, может быть, истина посередине?

И вот тогда-то Егорыч и предложил давать спортивные нагрузки малыми дозами, но часто: минут по пять, но пять — восемь раз в сутки. Комплекс упражнений мы продумали тщательно, чтобы все мышцы получали нагрузку равномерно. Пришла в голову еще новая идея — подкрепить комплекс оздоровительными сеансами: сначала окатывание забортной морской водичкой в душе, а потом прогревание под кварцевой лампой. Егорыч тут же установил ее в дизельном отсеке и повесил инструкцию, чтобы пользовались лампой умеючи.

— Знаю, не все сразу примут нашу идею, — рассуждал он. — Наверняка появятся три категории людей: как Починщиков (их надо будет удерживать от излишней активности), желающие заниматься по нашему плану и, наконец, совсем не желающие заниматься спортом в походе. За всеми будем вести наблюдение и посмотрим — правы ли мы.

Забегая вперед, скажу, что итог оказался самым отрадным: группа, занимающаяся по нашему графику и повторявшая комплекс: «позанимался — покупался — позагорал» — выглядела свежее всех, и послепоходовое привыкание к суше у нее прошло быстро.

— У вашего доктора определенные задатки ученого-исследователя, — сказал о Егорыче флагманский специалист. — А материал последнего похода — это, можно сказать, готовая диссертация на ученую степень.

Ну, это так — в порядке отступления.

…А Егорыч тем временем обходит отсеки: со всеми поговорит, где надо пошутит, а где и поругает.

— Ты что это, друг, не моешься? — прижимает он трюмного матроса. — Гляди, скоро ракушку с тебя сдирать будем.

— Так ведь некогда, — вяло отбивается моряк. — Вахта, работы всякие, занятия. Сегодня рабочим по камбузу заступаю.

— Ах вот как? Ну тогда тем более — немедленно помыться и перед заступлением на дежурство явиться ко мне.

Но, чувствуя внутреннее сопротивление трюмного, Егорыч сменяет тон и от приказного переходит к мягкому, укоризненному:

— Ведь в коллективе живете, Виталий, как можно так запускать себя?

Егорыч присаживается на небольшой выступ у холодильной машины и начинает с матросом обстоятельный разговор о необходимости чистоты и опрятности в жизни.

— Ну зачем так часто мыться? Только помоюсь и опять буду грязным, — артачится трюмный. — Специальность у нас такая, в грязи копаемся.