Глаза её расширились.

– Ни за что! – она хорошенько мне врезала.

– Ещё как.

– Ни за что!! – вскричала она, но я отскочил от следующего удара.

– Мм, ещё как.

– Ух ты! Правда? Куда мы полетим?

– Это называется "Тур Огни Большого Города". Мы просто полетаем над Манхэттеном. Вероятно, отсюда до Статуи Свободы, вверх по Гудзону, обогнём Бронкс и вниз по Ист Ривер. Увидим город, мосты, или, ну, Джерси и Бруклин, если место попадётся плохое.

Она потемнела на несколько градусов.

– Плохое место? Сколько ещё людей...?

Я засмеялся.

– Только ты и я, девочка. Ну вот, это довольно романтично, и теперь я не хочу, чтобы ты на меня дулась...

Она толкнула меня, затем стала очень серьёзной.

– Я не могу, – сказала она тихо. – Это слишком. Это должно быть стоит тысячу долларов.

– Не совсем. В любом случае, ты сделаешь мне одолжение. Мне много лет хотелось это сделать, но не в одиночестве. Ты сделаешь это для меня так же, как я сделаю это для тебя, окей?

– Правда? – сказала она почти умоляюще.

– Правда.

За несколько сотен долларов можно выпрыгнуть из самолёта на высоте две мили, и возможно, остаться в живых. В пределах тысячи долларов местный лётчик-инструктор возьмёт вас с собой "Цессне" и даст порулить. Меньше, чем за тысячу, можно совершить ночной полёт над одним из самых великих городов мира в часы его сияющего великолепия на зафрахтованном частным образом вертолёте. Прыжки с "тарзанки", американские горки, сплав на плоту по реке с порогами – за цену в десять раз меньшую эти переживания могут быть среди самых замечательных сделок, которые человек может совершить в жизни – самыми запоминающимися и дорогими. Эти вещи будут с нами на нашем смертном ложе, а не деньги, которые мы не потратили. Стоимость этого ночного полёта не сможет существенно повлиять на стиль моей жизни, но даже если бы это были мои последние деньги, как ещё лучше я мог бы их потратить?

Мы вошли. Я оставил её на посадочной площадке, а сам пошёл улаживать дела в контору и сходить по нужде. Когда я вернулся, мы отошли чтобы поговорить. У нас было время до восхода луны, поэтому мы пошли прогуляться.

Пора дать ей то, за чем она приехала.

– В контексте твоей личной жизни, твоего будущего, Джолин, что ты можешь сказать наверняка?

Она знала, что я хотел, чтобы она подумала над этим, и прошла целая минута, прежде чем она ответила.

– Ну, я умру, наверно.

– Наверно?

– Нет, то есть, точно. Просто странно это говорить.

– Говорить что?

– Я умру.

– В "Махабхарате" есть одна строчка, когда Кришна говорит с Карной, воином, который будет драться с Арджуной. Кришна говорит Карне, в сущности, что победа Арджуны гарантирована.

– Да, я смотрела.

– Кришна говорит ему: "Смотри, весна, почки набухли, вода искрится, люди счастливы. Мы все умрём".

Она долго смотрела на меня, стараясь понять, к чему я клоню. В этом, и любом другом подобном разговоре, работают две различные динамики: явная, которую могла видеть Джолин, как и любой другой сторонний наблюдатель, и скрытая под поверхностью, которую вижу я, и где идёт настоящая работа. Это верно как для нас с Джолин, стоящих на тротуаре в Нью-Йорке, так и для любого разговора, который я веду, или для слов, которые я пишу. Человек, которому предназначаются мои слова, в каком-то смысле является лишь средством, связующим звеном, иногда даже не осознавая этого.

Кажется, что я говорю с Джолин, но на самом деле я говорю сквозь неё. Я обращаюсь сквозь оболочку к маленькому внутреннему ублюдку. (Я всегда представляю себе его как мужскую энергию, вне зависимости от пола хозяина). Маленький ублюдок прячется там, внутри, глубоко за глазами. Он подпрыгивает, машет руками, пытаясь привлечь моё внимание. Он не знает точно, чего он от меня хочет, но он думает, что я знаю, и он прав. Он хочет того, чего хочет любой революционер, замышляющий насильственный переворот: оружия и информации – вещей, которые сжигают и уничтожают, и знаний, как ими пользоваться. Мятежные силы обратились ко мне за помощью, и я тайно помогаю им. Я рад угодить им, потому что именно этим я и занимаюсь – оказываю поддержку восстанию. Я не инициирую его, мне не нужно этого делать – оно инициирует себя само. Затем, если ему удаётся меня отыскать, в книге или лично, я даю то, что ему нужно. Мне придётся немного подсластить пилюлю, чтобы Джолин смогла её проглотить, но когда она окажется в её системе, маленький ублюдок сможет не спеша переварить её. Точно так же, как в разговоре, происходит и в книгах, которые я пишу. Информация, содержащаяся в книгах, может быть предоставлена в гораздо более сухой форме, занимая гораздо меньше места, и быть гораздо менее приятной на вкус. Сомневаюсь, что я когда-либо смог выразить оригинальную мысль, или такую, которая прежде не была бы выражена многократно множеством разных способов. Весь секрет в приправе.

Битва, которая зреет в Джолин, не будет происходить между ней и маленьким ублюдком, как это может показаться, но между маленьким ублюдком и Майей. Майя на этом поле битвы будет представлена страхом, а маленький ублюдок – ненавистью. Страх против ненависти. Страх "Не-Я" против "Ненависти к Ложному Я". Вот армии противостоящие друг другу на полях Курукшетры. Вот силы, оказавшись между которыми пал Арджуна. Это единственная реальная война, а остальные – лишь тени её, и по сравнению с ней все другие конфликты – лишь метафоры.

В краткосрочной перспективе Майя почти всегда подавляет мятеж. По моим оценкам отношение её побед к поражениям больше 100.000.000:1. Используя свои многочисленные войска трюков и угощений – купить, очаровать, направить не в том направлении, или отвлечь потенциальных мятежников – она удерживает их в слишком счастливом, печальном, поглощённом или удовлетворённом состоянии, чтобы они не смогли двигаться вперёд, легко и эффективно предотвращая восстание, прежде чем оно минует стадию тихого недовольства. В долгосрочной перспективе, однако, поражение Майи предопределено. Истина существует, ложь – нет. В конечном счёте, дуальность это искусственный конструкт, и когда он исчезнет, останется только истина. Рассматривая это таким образом, идея, что Майя это зло, что иллюзия – негативна, что состояние сна это тюрьма, или что дуальная вселенная это нечто иное, чем величайшее и самое чудесное из всех благ, смехотворно абсурдна. За что ненавидеть Майю? Где бы вы без неё были?