Со своего места я вижу освобожденных заложников. Каждый реагирует в зависимости от своего темперамента. Мсье Гено снова облачен в костюм, хотя костюм этот в плачевном виде, к мадам Камберлин вернулись краски жизни, и она уже стерла следы потекшего макияжа, покрывавшего ее щеки всего несколько минут назад. Они окружили мсье Дорфмана, который с улыбкой отвечает на их вопросы. Власти не нужно много времени, чтобы вновь занять свое место. Такое ощущение, что заложники нуждаются в ней как в некоем жизненно важном ориентире. Но вот что совершенно потрясающе: никто не держит зла на главу «Эксиаль-Европы» за то, что он организовал эту ролевую игру, столь же жесткую, сколь и жестокую. Напротив, все находят саму идею очень продуктивной. Одни – потому что реагировали правильно и теперь надеются войти в доверие, другие – чтобы заставить забыть свою слабость. Решительно, жизнь набирает ход с головокружительной скоростью. Высоченный силуэт мсье Кузена отчетливо выделяется на фоне других. Результат очевиден: он герой истории, тот, кто воплотил в себе коллективное мужество, он великий победитель этого дня. Он не улыбается. Похож на кандидата, которому только что объявили о его избрании, и он делает вид, что не придает этому слишком большого значения, дабы показать превосходство своего интеллекта. Но достаточно глянуть, какое место он занимает рядом с мсье Дорфманом, и оценить ту невидимую уважительную дистанцию, на которой держатся от мсье Кузена коллеги, еще менее трех часов назад глубоко его презиравшие, чтобы понять: он вышел безусловным победителем из этого испытания. Билет на нефтеперерабатывающие предприятия Сарквиля, по мнению всех присутствующих, ему гарантирован.

Мсье Лакост уже на телефоне. Природный рефлекс, не иначе. Он оживленно что-то говорит. По мне, так ему придется немало потрудиться. Ему еще предстоит объясняться со своим клиентом мсье Дорфманом, в чем и желаю ему всяческого успеха…

Чуть подальше мсье Ренар уже описывает прессе со сдержанными и оттого еще более выразительными жестами все обстоятельства нашего заключения и последующего освобождения. Эта лучшая его роль. Полагаю, что мсье Ренар может умереть сегодня вечером в своей постели – счастливым.

Мигалки медленно вращаются, моторы машин урчат, придавая всей сцене успокоительную атмосферу завершения кризиса.

Вот о чем я вспоминаю.

И еще о двух незнакомых мне женщинах. Матери и дочери. Жена мсье Деламбра очень красивая женщина. Я хочу сказать, очень привлекательная. Ее дочь, лет тридцати, обняла мать за плечи. Ни та ни другая не плачут. Они с тревогой вглядываются в двери здания. Им сообщили, что мсье Деламбр был задержан без оказания сопротивления и что он не ранен. Появляется третья женщина, тоже лет тридцати. Хоть и очень красивое, ее испуганное лицо осунулось и постарело. Все три женщины судорожно сжимают руки, когда команда ББР выходит с мсье Деламбром.

Вот именно эти картинки ко мне все время и возвращаются.

Я сижу дома. Один. Все это произошло около шести недель назад.

Сегодня вторник. У меня есть работа, но ничего срочного.

Позавчера позвонила Ясмин из Грузии узнать, какие новости. Спросила, продолжаю ли я пережевывать ту историю. Я со смехом заверил ее, что, разумеется, нет, но это не совсем правда. Еще сегодня утром, потягивая кофе под раскидистыми деревьями в сквере, я снова увидел, как выводили мсье Деламбра.

Забавно. Как иногда сцепляются воспоминания.

Было десять утра. У меня перед глазами возникли агенты ББР, несущие мсье Деламбра.

Как только они его окружили в комнате для допросов, они надели на него что-то вроде смирительной рубашки из черной ткани. Я этой системы не знал. Капитан Прюно объяснил мне, что это очень удобно. Короче, мсье Деламбр был запеленут в эту штуку, и его несли, как в гамаке. Он лежал на спине. Копы из ББР держали его на весу на четырех ремнях, и его тело раскачивалось в ритме их энергичных шагов, когда они направлялись к машине, куда должны были поместить его для транспортировки. Видно было только лицо. Его пронесли в нескольких метрах от трех женщин, которые заплакали, увидев его в таком положении. Жена потянулась к нему, но напрасно. Он промелькнул мимо них в одну секунду – так быстро пробежали копы из ББР.

И вот что не дает мне покоя после конца той истории.

Его взгляд.

Вот что засело в моем сознании и тревожило все эти недели. Его почти непроницаемое лицо. Никто бы ничего не заметил. Кажется даже естественным, что после всех перипетий лицо мсье Деламбра наконец обрело выражение покоя и облегчения.

Но все дело в том, как он посмотрел на меня, когда его проносили мимо. Это продлилось долю секунды. Он не выглядел проигравшим, побежденным, как я ожидал.

Он выдержал мой взгляд с полной безмятежностью.

У него был взгляд победителя.

А за ним угадывалось что-то вроде улыбки.

Картинка мимолетная, но стойкая.

Мсье Деламбр покидает сцену с удовлетворением победителя и едва заметной улыбкой, похожей на… подмигивание.

С ума сойти…

Я снова прокручиваю кинопленку.

Теперь, когда я ухватил нужное воспоминание, я отчетливо вижу его лицо. Эта улыбка – вовсе не прощальный реванш побежденного.

Это улыбка победителя.

Вот картинка.

Кадры бегут в обратном порядке, я запускаю фильм с конца. ББР появляется со своими дымовыми шашками. До этого заложники толпятся, пытаясь пролезть в окна. Еще раньше мсье Деламбр говорит: «Все кончено».

Вот дерьмо!

Мсье Деламбр один в комнате, где он ждет, когда придут его арестовать. Команда ББР нашла его лежащим у письменного стола, головой он уткнулся в колени, руки держал на затылке.

Именно поэтому я хочу подчеркнуть совпадение. Ведь как раз в тот момент, когда я все понял, зазвонил телефон.

Это был мсье Дорфман, руководитель «Эксиаль-Европы».

Я еще никогда не говорил с ним по телефону. Он был на вершине цепочки клиентов, ее завершающим звеном. Единственной договаривающейся стороной, с которой я имел дело, был мой собственный шеф, то есть мсье Лакост. Кстати, именно это я и попытался ему объяснить.