Шрифт:
Марти: Да. Фактически, я сам просил его дать советы, потому что у меня появились кое-какие деньги, а у него их было много, поэтому я хотел узнать, что, по его мнению, мне следует с ними делать.
Кейти: Самый замечательный биржевой рынок, в который вы можете делать вложения, — это вы сами. Открыть для себя эту истину — лучше, чем найти золотую жилу.
Марти: Эта идея о том, чтобы позвонить моему дяде, насколько я ее понял, представляется мне ужасно страшной.
Кейти: Конечно, ведь вам придется быть неправым, а он будет прав.
Марти: И я даже не знаю, выслушает ли он меня,
Кейти: Да, вы не знаете. Хорошо, давайте рассмотрим следующее утверждение.
Марти: Я не хочу больше слушать его советы по биржевому рынку, снова быть его должником и терпеть его мелочный, злобный, дурацкий бред.
Кейти: Вы можете делать это опять, хотя бы только в уме. Какой-то остаток этой истории в вас мог сохраниться. И я могу вам сказать, что, когда вы избавитесь от одной проблемы, все остальные рухнут как косточки домино, потому что идеи, с которыми мы работаем, — это теории, которые никогда не исследовались. Эти идеи могут появляться снова, но хорошей новостью является то, что вы знаете, как с ними поступать. Возможно, вы опять будете ждать чего-то от своего дяди, и это может причинять вам боль, если будет идти вразрез с вашей честностью.
Марти: Это правда. Это действительно правда. Это трудно признать, но это правда.
Кейти: Да, но легче признать это, чем не признавать.
Марти: Да… я не знаю… я не знаю, нахожусь ли я все еще там, но…
Кейти; Вы можете еще раз проиграть этот сценарий в уме, и если осталось что-то, за что вы держитесь, если что-то причиняет вам боль, это погрузит вас опять в Работу Итак, прочтите еще раз то, что вы написали, но говоря: «Я хочу…»
Марти: Хорошо. Я хочу слушать его советы по биржевому рынку и быть его должником? (Пауза.) Я подозреваю, что да. Я хочу слушать его советы по биржевому рынку, быть его должником и терпеть его мелочный, злобный бред.
Кейти: Да, потому что, когда это вызывает у вас боль, это вернет вас назад к Работе, если вы захотите обрести свободу. Теперь «Я жажду…»
Марти: Я жажду… Подождите минутку… я запутался.
Кейти: Просто сделайте это. Просто доверьтесь процессу. «Я жажду…»
Марти: Хорошо. Я жажду слушать его советы по биржевому рынку, быть его должником и терпеть его мелочный, злобный бред?
Кейти: Да. Потому что вы, возможно, будете снова проигрывать этот сценарий.
Марти: Непохоже, потому что я не думаю, что он когда- нибудь опять даст мне совет, и я не думаю, что у меня когда-нибудь снова будут деньги, чтобы играть на бирже. Да в любом случае я и не хочу.
Кейти: Вы можете проиграть этот сценарий посреди ночи, проснувшись в холодном поту,
Марти: О!
Кейти: Так часто бывает.
Марти: Верно,
Кейти: И вы можете просто взять блокнот и карандаш, снова осудить своего дядю и таким образом очиститься. Все идеи, которые когда-либо существовали, присутствуют в вас. Они не являются личностными. И через тысячи лет мысли в каждом из нас все также ожидают, что мы наконец встретим их с дружелюбием и пониманием, вместо того чтобы спасаться от них лекарствами и сексом, убегать и прятаться от них или спорить с ними, не зная, как еще на них реагировать. Когда мысли появляются, просто честно встретьте их. «Он мне должен» — это правда? Можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда? Как вы реагируете, когда думаете об этом? Спросите себя. И кем бы вы были без этой мысли? У вас был бы дядя, которого вы любите, и вы бы несли ответственность за самого себя, Пока вы не полюбите его без всяких условий, ваша Работа не будет сделана. А сейчас закройте глаза и посмотрите на своего дядю, который пытается вам помочь. Посмотрите на этого человека без вашей истории.
Марти: Хотите узнать о моих переживаниях?
Кейти: Да.
Марти: Я до сих пор чувствую боль от его словесных оскорблений,
Кейти: Хорошо. Словесные оскорбления — разверните это. «Я чувствую боль…»
Марти: Я до сих пор чувствую боль от моих словесных оскорблений,
Кейти: В его адрес, в ваших мыслях,
Марти: Я до сих пор чувствую боль от моих словесных оскорблений в его адрес в своих мыслях?
Кейти: Да.
Марти: Может быть, кто-то здесь понимает это? Я — нет.
Кейти: Приведите пример его словесных оскорблений.
Марти: «Марти, ты ни в чем не разбираешься, Я советовал тебе поступать определенным образом, а ты действовал по-своему…»
Кейти: Хорошо, давайте остановимся здесь. Может ли быть так, что он прав, а вы просто не хотите слышать его слов? Это не словесное оскорбление. Очень часто мы называем «словесным оскорблением» ту правду о нас, которую мы не хотим слышать. То есть мы думаем, что не хотим ее слышать. Глубоко внутри себя мы жаждем правды.
Марти: Хорошо. Я это понимаю. Это действительно так.
Кейти: Не существует такой вещи, как словесное оскорбление. Просто кто-то говорит мне правду, а я не хочу ее слышать. Если бы я действительно могла услышать своего обвинителя, то я обрела бы свободу. «Я», с которым вы себя идентифицируете, не хочет быть раскрытым, потому что это означает смерть для него. Когда мне кто-то говорит, что я солгала, я просто обращаюсь внутрь себя, чтобы посмотреть, правда ли это. Если я не нахожу этого в ситуации, о которой идет речь, я могу найти это в какой-то другой ситуации, возможно, двадцатилетней давности. И тогда я могу сказать: «Дорогой, я лгунья. Я признаю, что ты был прав относительно меня». Мы находим это сообща. Другие знают, что я лгунья, и теперь я тоже это знаю. Это объединяет и связывает нас. Мы соглашаемся друг с другом. От других я узнаю фрагменты того, чем я являюсь. Это начало любви к себе.