Шрифт:
Я больше не видел Джейн Семашко и Кена Маклелланда.
Жалею страшно.
Эпилог
Как это будет
Это было время, когда весь мир принадлежал нам и будущее зависело только от нас.
Потом мы узнали: придется играть по чужим правилам, и все решено, и ничего нельзя переменить, а если дергаться, станет только хуже. Мы пытались с этим сжиться. Каждый выбрал свой путь и свой метод. Но что бы мы ни делали, судьба толкала нас на дорожку, которая вела к бунту.
Потому что будущее зависело от нас.
Ведь мы были молоды.
Кену исполнилось сорок пять, когда он упал в обморок прямо на совещании в Департаменте культуры. Его удачно прооперировали, и теперь он свои выступления начинает так:
– Как вы знаете, у меня есть маленькая дырочка в голове. И сегодня Господь шепнул мне через эту дырочку: Кеннет, есть отличная идея…
Молодые сотрудники с непривычки пугаются.
Джейн еще не построила культовый автомобиль, но стала вице-президентом, как и хотела. За то, что вся подноготная любой машины – открытая книга для покупателя и никакой инженерный ляп не удастся больше списать на условных «китайцев», благодарите ее.
С Кеном они не стесняются грызться прямо на заседаниях правления. Это у них такой личный корпоративный стиль внутри корпоративного стиля, его нельзя обсуждать, и даже не думайте его копировать: что позволено Маклелландам, то не позволено вам. Злопыхатели говорят, это всего лишь дурной тон, которого они набрались, пока росли в немытой России… На самом деле Кен всегда останется для Джейн чем-то вроде непутевого младшего брата. Она уверена, что его надо вести по жизни за руку, иначе Кен заиграется и наделает глупостей. Она крайне неохотно отпускает его одного в командировки.
На последнем фото, где мы все вместе, Джейн просто чудо как хороша.
Мы вчетвером отошли в сторонку после юбилейной церемонии – отмечали тридцать лет со дня выхода конвейера на проектную мощность, – и нас, героев «событий», ветеранов завода и просто симпатичных ребят, там щелкали все, кому не лень. Было забавно, и было потом из чего выбирать.
Кен уже, конечно, не тот. Я отмечаю это со смешанным чувством сожаления и зависти. Он больше не солнечный мальчик и не рубаха-парень – потяжелел, и физиономия стала отчетливо прямоугольной, совсем нерусской, и улыбка теперь другая. Она спокойная и уверенная, только нет в ней той рвущейся наружу радости, за которую его так обожали в этом маленьком городе. Кен больше не вспыхивает навстречу вам, он себя экономит и держит в узде. Он серьезный человек и выдающаяся личность.
Возможно, дело в том, что рядом Джейн и Кен инстинктивно зажимается по старой привычке, ведь она запросто может дать ему по рукам или ляпнуть при всем честном народе: попроще, Кеннет Дональдович, попроще, не такая уж ты звезда.
В светлой шевелюре Михалыча пока еще трудно разглядеть седину, а она там есть. Он слегка расплылся, но это по-прежнему славный русский богатырь и гордость Левобережья, особенно по пятницам. Есть один кадр, в который влезли все трое его отпрысков, и мы расхватали по одному, а Михалычу не досталось, и он стоит с выражением крайнего недоумения на лице. Кажется, еще секунда, и Джейн ему скажет:
– Все-таки, Михалыч, у тебя в голове опилки!
Но с нами дети, и она сдерживается.
Впрочем, Джейн не упустила случая показать себя во всей красе и прямо с трибуны, на которую были направлены сотни объективов, выдала:
– Какая жалость, что с нами нет сейчас человека, без которого многое на заводе было бы иначе, тоже участника «событий»…
Приглашенные на юбилей ветераны, числом где-то в тысячу, навострили уши. «Было бы иначе» очень политкорректная формулировка, знаете ли. Подозрительно корректная.
– Он сейчас в далекой Африке, но я знаю, что мыслями он с нами…
Влезь Малахов на табуретку, он бы такого эффекта не добился: народ принялся с ног валиться, как в старые добрые времена.
– Не скучай без нас, Рой!
На несколько минут торжественный митинг пришлось остановить: толпа орала и прыгала, будто мы в футбол выиграли.
Нет, не выиграли, у нас как была, так и осталась традиционно худшая в регионе футбольная команда. Видимо, футбол – это просто не наше. Все, что мы умеем, – лучше всех в мире собирать цитрусы. Тоже неплохо, я считаю. Но кто меня спросит? В городе давно привыкли, что с цитрусами у нас порядок, и теперь хотят футбол.
Между прочим, если бы меня кто о чем спросил, я мог бы сказать, что наконец-то стал прилично выходить на фото. Набрал с возрастом некую значительность или сам к себе иначе стал относиться и это повлияло… Глаза точно еще лучше, чем прежде. Глаза у меня редкие. И я вижу ими то, чего не замечают другие.
Чуть не забыл: Дик Пападакис меня в некотором смысле обманул. Он не стал боссом, как обещал когда-то. Он комический актер и превосходно играет пафосных идиотов.
Нынешнего директора зовут Пенелопа Яковлева, и она железной рукой проводит в жизнь линию штаб-квартиры. Выше знамя соревнования, и все такое. Народ ругается: мы и так уже всех перепиндосили, с кем соревноваться? Опять с собственным веддингом?