– Да не свой ремень, балбес! – заорал я. – С сержанта ремень сними! Там кобура и подсумок!

Я бы и сам снял, да и карманы обшарить не постеснялся, но руки заняты. А боеприпасы нужны позарез – с одним диском, даже на семьдесят патронов, много не навоюешь. Барский, сделав над собой героическое усилие, все-таки преодолел шок и осторожно, словно мог еще как-то навредить сержанту, снял с Яковенко ремень. Наконец «долгая дорога в дюнах» закончилась – мы добрались до лежавшего у двери Макса. Первым делом я бросил быстрый взгляд на водителя. Так… и здесь тоже… не повезло дядьке – на груди виднелось аккуратное отверстие. Даже крови почти не было видно – очень грамотный выстрел, видать, снайпер сработал. Это мне теперь тоже стоит учесть – пулеметы, конечно, вещь жуткая, но один снайпер стоит целого взвода.

– Ну, что видел? – спросил я Зеленецкого, укладываясь рядышком и осторожно выглядывая из щелочки приоткрытой двери.

– Непосредственно по автобусу стреляют три-четыре стрелка и пулемет! Дистанция от ста до трехсот метров – опушка леса, – четко доложил Максим. – Остальные лупят в голову колонны. Кажется, броневик еще отстреливается. Всего против нас до взвода, при трех пулеметах.

Так, обстановка в целом понятная. И хорошей ее не назовешь. Скорее уж – просто хреновой. Через дверь наружу выходить нельзя – это же надо сразу после этого нырять под днище и ныкаться за колесом. А выполнить такое под силу только опытному и тренированному человеку. Иначе малейшее промедление – и ляжешь с дополнительными дырками в организме прямо здесь, возле двери. Значит, надо сигать в окно. Ну, молодым парням, вроде Мишки и Макса, это раз плюнуть! А мне после контузии? Я и хожу-то с трудом, не до акробатики мне. Так что же делать? Послать ребят для отвлечения внимания, а потом спокойно выйти… ну, пусть не выйти, а выползти из двери? А если их там… того… подстрелят, пока они будут отвлечением заниматься? Ведь против нас снайпер работает!

Мать вашу, что же делать?!

Внезапно сидящие на опушке немцы прекратили свою размеренную, прицельную стрельбу по секторам и принялись заполошно лупить из всех стволов куда-то в сторону. Что там такое случилось? Не раздумывая больше, я рывком распахнул дверь и кулем вывалился наружу, тут же откатившись под автобус. Удивительно, но мой маневр остался незамеченным противником.

Зеленецкий, не дожидаясь команды, выпрыгнул следом за мной – и снова по нему никто не выстрелил. Пока Макс пристраивался рядом, я огляделся, насколько позволял нависавший над головой «потолок». Ого! С дальнего конца поля в нашу сторону неспешно двигались знакомые трехосные броневики, на ходу стреляя из пушек и пулеметов. Было их не так уж и много – я со своего места видел три, но, видимо, немчура посчитала, что им этого хватит – стрельба со стороны опушки стихла, как по мановению волшебной палочке. Наверняка гансы решили не испытывать судьбу и ретироваться. И это в принципе было верным решением – одно дело, обстреливать из засады автоколонну, в которой всего с десяток бойцов, и совсем другое – вести полноценный бой с регулярной воинской частью, поддерживаемой бронетехникой.

В подлеске что-то мелькнуло, и я, не раздумывая, резанул в том направлении длинной очередью. Сейчас уже нет особого смысла экономить патроны. Больше в той стороне ничего не шевелилось, хотя и глядел во все глаза, в надежде срисовать (и срезать!) еще кого-нибудь.

Прошло несколько минут, в течение которых мы продолжали хорониться под автобусом, опасаясь нарваться на шальную пулю. Зеленецкий пару раз пытался куда-то бежать и что-то делать, но я решительно гасил его героические порывы. Наконец выстрелы стихли, и я уже собрался выползать из своего убежища, как накатила жуткая слабость. Организм, сообразив, что опасность миновала, перестал выбрасывать в кровь слоновьи дозы адреналинового допинга. Поплохело настолько резко, что, не успев ничего сказать товарищу, я тупо ткнулся мордой в траву, обливаясь горячим потом, словно после пятикилометрового марш-броска с полной выкладкой. Макс, вообразив, что меня все-таки достала последняя шальная пуля, принялся бешено тормошить мое безжизненное тело в поисках несуществующей раны, чем привел уровень моего здоровья к критической отметке. В голове уже начали бухать молотки, грозя разбить череп изнутри, перед глазами поплыли красивые кровавые круги. К счастью, сознание, махнув на прощание черным платочком, милостиво покинуло меня.

Очнулся я под чей-то громкий хохот. Впрочем, почему «чей-то»? Эти громоподобные раскаты я слышал совсем недавно в исполнении шкафоподобного капитана-разведчика. Как его звали? Соловьев! Нет, Свистунов! Капитан Леха Свистунов. С ним еще сержант приходил со странной фамилией Стерх и именем Степан. С трудом открыл глаза – надо мной чернело ночное малороссийское небо с яркой россыпью звезд. Недалеко горит костер – краем глаза вижу его отсветы. Судя по всему, возле костра и сидели мои недавние знакомцы. Степа что-то быстро говорил, а капитан жизнерадостно ржал через каждые тридцать-сорок секунд. Видать, сержант анекдоты травит…

Полежав несколько минут, просто наслаждаясь тишиной и видом звездного неба, приподнимаю голову и осматриваюсь. Почти угадал – метрах в десяти действительно горит костер, но возле него не видно огромной фигуры Свистунова, да и голос Стерха доносится с другой стороны. С некоторым затруднением поворачиваю голову на звук – разведчики в компании Альбикова и Гайдара стоят возле припаркованного под деревом броневика. Степа рассказывает что-то смешное, энергично жестикулируя, а трое его собеседников периодически смеются. Правда, капитан своим хохотом всех заглушает.

– О, очнулся наш герой! – первым заметил мои шевеления профессионально глазастый Свистунов. – Здорово, Игорек! Видать, нам на роду написано с тобой пересекаться!

– И тебе не хворать, товарищ капитан! – как можно более жизнерадостно ответил я. Однако вышло хреново – вместо слов из глотки вылетел какой-то сиплый клекот.

– Эге, да ты, парень, что-то совсем… – озабоченно произнес Свистунов и, обернувшись, крикнул в темноту: – Марина! Мари-и-и-иина-а-а-ааа! Иди сюда, твой герой очнулся!

Со стороны смутно видневшихся невдалеке броневиков быстрым шагом приблизилась тонкая женская фигурка.

– Марина?! – оторопел я. – А ты-то что тут делаешь?

– Так она с моей ротой увязалась, еще два дня назад! – доложил Свистунов, единственный из присутствующих расслышавший мой шепот. – Еще когда мы ребятишек с хутора забирали. Сказала, что фашистов хочет бить. Мы ее санитарным инструктором определили пока…

– Я ведь два курса медучилища окончила! Вполне могу фельдшером работать, – с толикой законной гордости сказала Марина. Девушка присела рядом, деловито задрав на мне рубаху. – А ты, Игорь, я смотрю, совсем себя не бережешь! И как ты только собрался свое обещание выполнять?