Шрифт:
Точно так же из статьи «Вьетнам и немцы» становится ясно, что Майнхоф понимала, что «холодная война» (пусть на примере ее «горячего фланга» во Вьетнаме) — это мировая война, то есть III Мировая война. И понимала это за три десятилетия до субкоманданте Маркоса [3] .
Книга Майнхоф еще только была обещана, а на страницах «Книжного обозрения» его ответсек А. Ройфе уже поспешил опубликовать донос: вот он, дескать, «посильный вклад «Гилеи» в борьбу с экстремизмом» [4] . Лавры Фаддея Булгарина ему покоя не дают. Родители ему в детстве не объяснили, что «стучать» нехорошо.
3
См.: Субкоманданте Маркос. Другая революция: Сапатисты против нового мирового порядка. М.: Гилея, 2002. С. 144–162.
4
Книжное обозрение. 2002. № 25–26.
Но Ройфе на этом не остановился и выступил с теоретическим оправданием доноса: «Очень важно понимать, что реально противостоит «левому натиску» и что сможет противостоять в будущем. Речь о конкуренции за «ментальное пространство» — этот lebensraum литературы. Ведь леваки зашевелились не случайно: те, кто стоял у кормила литературной власти все постсоветские годы, так и не смогли предложить российском читателю ничего жизнеспособного. Отсюда унылые дискуссии в газетах о «сумерках литературы», отсюда премиальный бартер («ты награждаешь меня сегодня, я тебя — завтра»), отсюда фатальное падение тиражей «толстых» журналов, которым уже не подняться. А все потому, что бывшие инженеры человеческих душ никак не возьмут в толк: учительство кончилось, начался балаган. Литература стала шоу–бизнесом, и задача у нее одна — развлекать. Были, были хорошие романы за минувшее десятилетие — «Генерал и его армия», «Венок на могилу ветра», «Ложится мгла на старые ступени»… Получали «престижные» премии, имели хорошую прессу, издавались отдельными книгами. Но выйди сейчас на улицу спроси прохожего о любом из этих романов — вразумительного ответа не получишь. А Маринину — знают! И Акунина — знают!
Именно масскульт, честный, беспримесный масскульт, который весь стоит на консервативных ценностях (Бог, семья, собственность, патриотизм — порядок произвольный), сражается сегодня с леваками за власть над умами сограждан. У них разная философия: авторы масскульта хотят исправить нынешнюю жизнь, левакам же надо полностью разрушить ее… Кажется, ясно, кому нужны великие потрясения, а кому — великая Россия» [5] .
Хорошо, когда человек пишет так прямо и открыто. «Бог, семья, собственность, патриотизм» — любой фашист под этим подпишется. «Масскульт» как оружие против подлинной, «высокой» культуры — да это же Шпрингер! Великая Россия… Великая Германия… Ein Reich, ein Volk, ein F"uhrer… Какое вам еще нужно доказательство, что книгу Майнхоф нужно срочно издавать?
5
Там же.
Александр Тарасов
Автор предисловия выражает глубокую благодарность Анне Комаринец за бесценную помощь в работе с источниками на немецком и шведском языках.
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ? ЧП!
Германия 1960 Года: каждый третий сравнивает ее с Германией 1933–го; что 10 лет назад отвергалось как чудовищное, сегодня под аплодисменты провозглашается само собой разумеющимся. Профессора, «как тогда» [6] , лишаются мест и званий, военные вовсю действуют на политической сцене, социал–демократы зажаты в тиски между оппортунизмом партийного руководства и оппозиционной позой, конституция имеет репутацию поддающейся манипуляциям и постоянно переписываемой. Президент снова — надпартийный пропагандист реакционных программ [7] , доверие к судьям упало до самого низкого уровня, и не видно конца цепи скандалов вокруг второго телеканала, меморандума генералов бундесвера, плана Люке, речи Шпейделя, романа о воинской обязанности и проекта закона о министерской картотеке contra прессы, парламента и партий [8] .
6
То есть как в первые месяцы после прихода к власти Гитлера.
7
Имеется в виду представитель ХДС Г. Любке, известный крайне реакционными взглядами. Избран президентом в 1959 г. (о Любке см. в настоящем сборнике ст. «Игра в демократию»).
8
У. Майнхоф перечисляет известные реакционные начинания правительства ХДС/ХСС в 1959–1960 гг.: попытку создать полностью контролируемый ХДС/ХСС федеральный телеканал («второй телеканал»), который бы занимался на бюджетные деньги пропагандой в пользу ХДС/ХСС и противостоял «слишком независимому» каналу АРД (законопроект о создании второго телеканала был признан антиконституционным Верховным федеральным судом в 1961 г.); меморандум генералитета бундесвера и речь генерала Ганса Шпейделя, в которых выдвигалось требование милитаризации ФРГ, резкого повышения расходов на вооружения, введения всеобщей обязательной воинской повинности по стандартам III Рейха, вооружения бундесвера ядерным оружием; план министра жилищного строительства Пауля Люке об отмене «потолка» квартплаты, что развязывало руки домовладельцам; проект создания федерального досье на всех общественных деятелей и журналистов.
Но самая скверная новость — законопроект «О чрезвычайном положении», призванный дополнить конституцию. С первым чтением этого закона в германском бундестаге молодая немецкая демократия вступает в новую фазу «развития». Заканчивается фаза манипуляции демократией, начинается фаза легального христианско–демократического военно–промышленного гауляйтерства.
Мы не хотим ввязываться в спор о статье 48 Веймарской конституции, в спор о том, насколько Гитлер посредством этой статьи или вопреки ей смог институционализировать 12 лет немецкого фашизма [9] . В любом случае Гитлер был, при нем процветал произвол, и в любом случае был «Закон о защите народа и государства». [10]– со ссылкой на эту статью, что консервативный государствовед Карл Шмитт прокомментировал непреднамеренно цинично: «Германская революция [11] была легитимной, это значит: формально корректной по отношению к закону — согласно предыдущей конституции. Она была порождена дисциплиной и немецким пониманием порядка».
9
Ст. 48 Веймарской имперской конституции наделяла президента правом вводить чрезвычайное положение и издавать чрезвычайные декреты в случае «угрозы общественной безопасности и порядку». Эта статья предусматривала право президента использовать части рейхсвера против «внутренней угрозы» и отменять частично или полностью основные гражданские права и свободы. Ст. 48 получила прозвище «параграф о диктатуре».
10
«Закон о защите народа и государства» — закон о чрезвычайных полномочиях, подписанный президентом Гинденбургом по требованию Гитлера 28 февраля 1933 г., на следующий день после поджога Рейхстага. Этот закон давал канцлеру право на упразднение гражданских свобод и на полицейский произвол под предлогом «защиты от коммунистического заговора».
11
Т. е. приход Гитлера к власти и фашизация страны.
Это «немецкое понимание порядка», на котором была воздвигнута ипотека из 6 миллионов умерщвленных в газовых камерах евреев, ставшее самым страшным из всех «новых порядков» Европы, должно отныне вновь вступить в силу, причем Закон о чрезвычайном положении — якобы ради порядка — должен упразднить условия западных союзников, зафиксированные в статье 5 Парижских соглашении в пользу полного суверенитета ФРГ [12] . В качестве предлога может быть использована ссылка на договор о Германии, хотя этот договор говорит исключительно — в этом были едины при подписании договора все до бундесканцлера включительно — о защите от «внешней угрозы». Но, по мнению федерального правительства, вооруженные силы можно задействовать также и в случае «внутреннего кризиса» — и такой вариант для федерального правительства очень привлекателен.
12
Парижские соглашения 1954 г. оформили военный союз ФРГ с другими странами НАТО. В соответствии с Парижскими соглашениями ФРГ был предоставлен ограниченный суверенитет(в частности, ограничивались размеры армии и виды вооружений); ст. 5 Парижских соглашений передавала функции охраны порядка и защиты войск союзников, расквартированных в Германии, немецкой стороне.
Имя им легион — всем этим речам министров, канцлера и президента, — которые предостерегают нас от «внутренних кризисов» и объясняют при этом, что они под «внутренними кризисами» понимают. Шрёдер [13] говорит без обиняков о «политических забастовках» («Вельт» от 19.01.1960); Любке говорит о «социальном мире на производстве» как об основе нашего благополучия (Бюллетень ведомства федеративного правительства по прессе и информации от 5.01.1960); министр экономики Эрхард сбивает сам себя с толку, давая невероятное объяснение: «Те, кто идет против симпатий народа, требуя немыслимого — это враги немецкого народа», подразумевая под «врагами немецкого народа» всего лишь работников, требующих сокращения рабочего дня или повышения зарплаты (Бюллетень от 31.08.1960); Катц, вице–президент Конституционного суда, высказался прямее всех: «Я не уверен, что всеобщая четырехмесячная забастовка рабочих–металлистов, подобная той, которую только что пережили Соединенные Штаты… может быть переварена Германией — как экспортирующей и промышленной страной — без введения чрезвычайного положения; забастовка такого масштаба вызовет у нас состояние внутреннего кризиса и потребует чрезвычайного положения» («Франкфуртер альгемайне» от 4.12.1959). Стало быть, профсоюзные активисты — «враги народа», забастовки — «мятеж», в ответ на требование повышения заработной платы можно вводить, чрезвычайное положение. Это язык Закона против социалистов [14] и марта 1933 года, это влекло за собой заключения в крепость и концентрационные лагеря, это кончилось Версалем и Нюрнбергом.
13
Имеется в виду Герхард Шрёдер, многолетний министр внутренних дел в правительствах ХДС/ХСС.
14
«Исключительный закон против социалистов» был принят германским рейхстагом по требованию Бисмарка в 1878 г. Закон запрещал создание независимых рабочих союзов и любую социал–демократическую деятельность. Социал–демократов подвергли массовым репрессиям. В 1890 г. закон пришлось отменить ввиду того, что вопреки надеждам Бисмарка Социал–демократическая партия восстановила в подполье свои структуры и заметно усилила влияние на рабочий класс (кандидаты социал–демократов собрали на выборах в рейхстаг 1 млн 427 тыс. голосов против 493 тыс. в 1877 г.).
Проект закона, однако, наряду с этими рискованными и продиктованными откровенным паническим страхом перед будущим апологиями его применения, содержит избыток предписаний, которые изобличают закон как план государственного переворота: чрезвычайное положение будет приниматься бундестагом простым большинством голосов и объявляться президентом. «Если на пути принятия решения бундестага стоят непреодолимые препятствия», — принятия решения (!), а не созыва (!), — «то при наличии такой опасности федеральный президент при сопутствующей подписи бундесканцлера может ввести и объявить чрезвычайное положение. Федеральный президент должен выслушать перед этим мнение председателей бундестага и бундесрата». Без контроля органа законодательной власти, без ратификации бундесрата, не принимая во внимание суверенитет народа и самостоятельность федеральных земель, президент и канцлер могут по своему усмотрению, по произволу и настроению объявить чрезвычайное положение — «в целях защиты от опасности, грозящей status quo, либо свободному демократическому порядку, либо основам федерации, либо одной из федеральных земель…»