На следующий день водитель Сергея отвез нас с Ларой в аэропорт, который находился прямо в центре города. С хозяевами мы простились еще накануне, так что теперь могли спокойно и без лишней суеты пройти все препоны личного досмотра и сесть в самолет.

Я глядел в иллюминатор на город, который лежал подо мной, мне не было ни грустно, ни тоскливо, как это обычно бывает с теми, кто покидает уже насиженное место, зная почти наверняка, что предстоящий вояж не сулит ему ничего хорошего, кроме сознания исполнения долга. Я покидал этот город безо всяких сожалений, почему-то очень уверенный в том, что скоро вернусь сюда, по крайней мере, если и не в Гамбург, то в Германию уж наверняка, дал бы только Бог здоровья…

Лариса как будто подслушала мои мысли.

– О чем ты так задумался, Заур? Как вновь вернуться сюда?

– Ты угадала, дорогая, именно об этом.

– Дай-то Бог, чтобы все произошло именно так, как мы того желаем, милый, – как-то загадочно проговорила она и, закрыв глаза, углубилась в свои мысли. И только по уголкам ее губ, которые иногда вздрагивали, можно было определить, что она не спит. Но минут через пятнадцать, когда я хотел у нее что-то спросить, Лариса уже мерно посапывала, склонив голову набок и как-то странно обняв руками живот. Я аккуратно поправил ее голову и нежно поцеловал в теплую щеку.

Хотя предыдущая ночь и была для нас по-настоящему бессонной, тем не менее в самолете сон покинул меня начисто. Мысли, одна круче другой, обгоняя друг друга, будоражили мое необузданное воображение. Я думал о друге и представлял, каково ему там сейчас. Вот попал, бедолага, в омут! Не успел от одного кошмара избавиться, так на тебе, еще один!

Находясь в свое время в Баилове и встречая этапы из Грузии, которые шли через бакинскую тюрьму транзитом, я слишком хорошо знал, что представляли собой грузинские тюрьмы и лагеря конца восьмидесятых, – это был полный ментовской беспредел. Что же касается инцидента, который произошел с моим корешем, то здесь явно просматривалась чья-то подлая и коварная подстава.

Лимпус был, конечно же, по-кавказски горяч и духовит не в меру, что и говорить, но, тем не менее, он никогда не позволял себе ничего, что шло вразрез с воровской этикой, тем более по отношению к человеку, находящемуся вместе с ним в заключении. Я знал это наверняка, а значит, тот, кого он порезал, был либо законченной мразью, либо обстоятельства вынудили моего подельника пойти на самый крайний шаг, который только может совершить арестант.

В дальнейшем, как я и предполагал, так оно и вышло. Но для того, чтобы разобраться в создавшейся ситуации, особого ума не требовалось, ведь это наша общая жизнь.

Вообще, интересная складывалась ситуация. Пройдя такой короткий и жестокий отрезок жизненного пути, мы вновь оказались вместе, но теперь уже в разных ЛТП разных союзных республик, причем и здесь злой рок по-прежнему преследовал нас. Меня, можно сказать вынужденно, легавые заставили уйти в побег, и я по чужим документам скитался по миру, а Лимпуса какое-то ничтожество, опять-таки по наущению тех же легавых, вынудило применить нож, и теперь он находился под раскруткой. «Но что произошло, то произошло», – думалось мне. Я делал все, что мог, и никогда потом не сожалел о случившемся. Я просто ожидал новых поворотов судьбы, сравнивал их с происшествиями, бывавшими со мной ранее, и делал выводы.

Так незаметно в думах и переживаниях пролетело время пути, и через три с лишним часа самолет произвел посадку в аэропорту Шереметьево. Лариса выспалась и была в приподнятом настроении. Прямо с аэровокзала мы поехали на ту же Сережину квартиру, в которой жили перед отъездом.

По дороге я поймал себя на мысли, что уже почти перестал опасаться запала. Я так спокойно проходил таможенный досмотр, что даже Лара удивилась моему спокойствию и старалась не акцентировать на нем свое внимание, чтобы не шугать меня.

Первым делом я звякнул Харитоше домой, узнать, как он там, а Лара договорилась с их семейным адвокатом о предстоящей на завтра поездке на Кавказ, переговорила с какой-то знакомой кассиршей о билетах, затем по междугородке позвонила в Тбилиси и заказала в гостинице «Иверия» два номера люкс. На все про все у нас ушло чуть больше часа, и только после этого мы смогли, наконец, поехать в больницу и навестить нашего друга.

Харитоша чувствовал себя неплохо, ведь рядом находилась такая заботливая няня, как Леночка, так что, если бы не предстоящая послезавтра операция, за него можно было не волноваться. Но и наехать на него чисто по-жигански мне тоже пришлось.

Дело в том, что, зная, что ему предстояла одна из самых сложных операций на желудке, и имея столько денег в гашнике, он без моего ведома не взял из них ни копейки. А ведь действие-то происходило в Златоглавой, и кому, как не ему, было знать, что бесхозных и некредитоспособных бедолаг в таких заведениях, как это, просто списывают со счетов, даже не приступив к операции.

Как тут не злиться и не ругаться?

Я рвал и метал от злости. Давно я так не нервничал.

– Плевать я хотел на твою порядочность, идиот, ведь я твой самый близкий друг! – с яростью кричал я на него, не обращая никакого внимания ни на тех, кто находился рядом с ним в одной палате, ни на наших женщин, но кореш мой молчал и смотрел куда-то мимо меня в окно.