Шрифт:
* * *
Я не умею обижаться,но все попытки усмиряю:своей судьбой распоряжатьсяя и судьбе не доверяю.* * *
Когда бежишь – горят подмётки,и плещет алчности волна,то бедной совести ошмёткиболят, как целая она.* * *
Когда всё хрупко, слякотно и зыбко,и ждать чего угодно можно вдруг,случайного попутчика улыбка —отменно упрочняет мир вокруг. * * *
Всюду мудрецов сейчас – несметно,я хоть не завистник, но обидно:лично я умнею незаметно,и пока что этого не видно.* * *
К любой судьбе готовы смолоду,в совсем негожую погодумы с решетом ходили по воду —и приносили эту воду.* * *
Слиянья полного не ищетмоё с евреями единство,и я в духовной даже пищелюблю умеренное свинство. * * *
Я давно простился с лицемериеми печалюсь, глядя в небосклон:к Богу мы относимся с довериембольшим, чем заслуживает Он.* * *
Куда-нибудь въехать на белом коне —вот радость и сердцу, и глазу,и жалко, что эта мечта не по мне,поскольку не ездил ни разу.* * *
Создатель, дух даря творениюи научая глину жить,способность нашу к озверениюнавряд ли мог предположить. * * *
Одну мыслишку изреку,мне поделиться больше нечем:не ставьте рюмку дураку,он вам испортит целый вечер.* * *
Науку вольно жить в неволемы самодельно проходили,довольно часто ветра в полеискали мы – и находили.* * *
Я не питаю подозрениянасчёт размеров дарования,мои пустые умозрения —души угрюмой пирования. * * *
Меня постигло озарение,зачем лежу я так помногу:лень – это чистое смирение,и этим я любезен Богу.* * *
Был озарён я где-то в тридцатьвысоким чувством непорочным,что нежелание трудитьсябывает пламенным и прочным.* * *
За то ещё ценю свою свободу,что вижу без полемики и пренийжелудочно-кишечную природуу множества духовных воспарений. * * *
Однажды гуси Рим спаслиот чужеземного коварства,за что их жарить отнеслина пир во славу государства.* * *
Полон я глубокого почтенияк автору, навязанному мне:книга изумительна для чтения,третий день я плаваю в гавне.* * *
Еврейской мысли ход текучийввиду высокой вероятностивсегда учитывает случайбольшой внезапной неприятности. * * *
Ничтожный островок в сухой пустынеевреи превратить сумели в сад,и чудо это всажено отнынев арабский гордый ум, как шило – в зад.* * *
Едва лишь я умру – с кем не бывало? —душа метнётся в небо прямиком,а сброшенное ею покрывалоокажется дурацким колпаком.* * *
И я, слабея в час дурной,писал серьёзнейшую скуку,но чувство жанра, правя мной,немедля сковывало руку. * * *
Я чувствую ко всем благоволение,и умного хвалю, и дурака,и только вызывает изумление,что крылышки не чешутся пока.* * *
Обязан если прихоти Творцараспущенностью духа моего,не должен я до смертного концаобуздывать и сдерживать его.* * *
Догадка иногда во мне сквозит,что жизненный азарт – весьма игральный,и весь вокруг житейский реквизит —не наш совсем, а вовсе театральный.