В Америке дебатировали — стоит ли президенту ехать в Москву на похороны. Решили, что поедет вице-президент Буш.

Установленные на Красной площади телекамеры показали двух людей^с напряжением опускавших гроб в могилу.

Он оказался очень тяжелым. Два дня назад, когда тело Брежнева взгромождали на помост в Колонном зале, произошло то, что навсегда останется символом брежневского времени. Сделанный, как и полагается, спустя рукава, гроб рассыпался. Пришлось срочно сбивать новый, который укрепили толстой металлической плитой.

Двум рабочим удержать его оказалось не под силу и траурную тишину вдруг разорвал удар с грохотом стукнувшегося о могильное дно гроба генсека.

На приеме в Кремле вице-президент США, пожимая руку одетому в темный костюм новому советскому диктатору,сказал:

— Мне кажется, что я в;ас знаю. Ведь мы занимали одно время одинаковые должности.

Андропов не отреагировал на шутку Буша, некогда бьюшего директором ЦРУ. Не произнес он и слова по-английски, а как и во время встречи с советским шпионом Хамбалтоном ждал, когда будет сделан перевод.

Возможно, что слушая Буша, Андропов внутренне усмехался. Если и знал о нем кое-что Буш, то это были всего лишь крупицы. Только теперь миру предстояло узнать его по-настоящему.

МЕТЛА АНДЮПОВА

Санд уновские бани на Неглинке давно стали уютным прибежищем для высокопоставленных чиновников и ’’денежных тузов”. Отдыхая после парной и массажей, они заказывали в отдельные номера выпивку. В запотелых от холода бутылках прибывали водочка, пиво. А с ними — икорка, балычок, вобла. Все это в других местах не достать. Но здесь именитые гости недостатка ни в чем не ощущали.

Время текло неторопливо, и в свои кабинеты начальство возвращалось только к концу дня. А то и вовсе на телефонные звонки услужливая секретарша отвечала: ”Он сегодня на совещании. Будет завтра”.

В конце 1982 года посетители Са:ндуновских бань были ошеломлены. Вдруг появилась милиция. Началась проверка документов и выяснение — почему в рабочее время находятся здесь. Такая же проверка шла в кинотеатрах, в парикмахерских. В Ленинграде людей останавливали на улице. Целыми автобусами забирали из очередей и отвозили в милицию. Тем, кто из голодных мест приехал в Москву за продуктами, пришлось особенно тяжело. Их не только держали в переполненных камерах по нескольку дней, но и сообщали об этом на работу, где их подвергали штрафу, вычитая деньги из заработной платы. Никто из них не знал, что все они попали в гигантскую сеть операции ’’Трал”.

Наконец-то власть проявила себя так, как ей давно этого хотелось. Прочь все сдерживающие законы. Полный контроль везде, в любой момент. В любое время дня и ночи. Андропов торопится. Он переносит Орвелловский 1984 год на конец 1982 года.

Главную причину бед страны бывший шеф КГБ видит в плохой дисциплине труда и пьянстве. За годы брежневского правления, которое официально называют периодом „развитого социализма” и который при Горбачеве объявят „годами застоя”, несоблюдение дисциплины стало всеобщим, а пьянство — повальным. Захвачены этими явлениями громад-

ные массы людей, и это заставляет искать причину их не только в людях, а, главным образом, в политической системе. Ведь подавляющее большинство советского населения родилось и выросло при советской власти, наложившей на них свой выразительный отпечаток. Для Андропова этот фактор значения не имеет. Для него люди — объект принуждения. Это лишь материал для осуществления его планов. Церемониться с ними нечего.

Но он не был бы Андроповым, если бы не окутывал свои действия в одежды лицемерия. Этот привыкший к красивой, чистой жизни, холеный советский барин, отправляется на московский завод, где его встречает затрапезная толпа, от которой исходит острый запах немытых тел и столовских щей. За теми вопросами, с которыми он обращается к рабочим, сквозит едва скрываемое равнодушие. Они стандартны:

— Сколько надо времени, чтобы освоить автомобильную линию? — спрашивает он рабочего Б, Шунина.

— Все время приходится осваивать новое, — отвечает рабочий.

— Трудно это? — спрашивает глава государства, претендующего на ведущую роль в мировой технике.

— Трудно, но надо осваивать.

— По секрету один вопрос: сколько вы получаете?

— Достаточно.

Такой ответ Андропова вполне удовлетворяет. Что скрывается за словом ’’достаточно”, почему достаточно? — его не интересует. Ему нужно соблюсти видимость, чтобы можно было в газетах написать о его встрече с рабочим классом.

Он выслушивает, что говорит начальница отделочного цеха Комарова, жалующаяся на то, что мужчины в цех не идут, так как производство считается вредным. И что же генсек партии, провозгласивший своей целью заботу о благе трудящихся? Приказал он тут же запретить ставить на вредное производство женщин? Весь его разговор с рабочими пуст, лишен ка-кой-либо оригинальности, какой-либо свежей мысли. Он просто отнял время, беречь которое призывает. Андропов хочет создать впечатление движения, пытается расшевелить брежневское застоявшееся болото; но на советское общество, ждущее радикальных премен, это оказывает такое же воздействие, как на смертельно больного стимулирующие уколы.