Авторханов к пониманию сути ленинской диалектики пришел в то время, когда был студентом курсов марксизма-ленинизма при ЦК. Позднее в своих мемуарах он напишет: „Герцен называл диалектику Гегеля „алгеброй революции”, большевики превратили ее в „алгебру партии” для растления душ, в орудие партии для камуфляжа своих преступлений, в философию лжи для их оправдания”.

Иным словами, если правду для пользы дела надо объявить ложью, это будет сделано. Если надо предать — это просто, если надо оклеветать — пожалуйста. Это стало нормой, и в шестидесятых годах В. Высоцкий пел о лжи, ’’укравшей одежду у Правды” и, нарядившись в нее, гуляющей по Руси.

Прошел в Венгрии Андропов и практический курс ведомой лишь номенклатурным работникам науки, носящей название ’’партийного строительства”. Суть ее определена двумя ленинскими фразами: ’’Дайте нам организацию революционеров и мы перевернем Россию”, — писал Ленин в 1902 году в ’’Что делать?”. Спустя шестнадцать лет он к этой формуле добавляет вторую: ”Мы Россию завоевали... Теперь мы должны управлять Россией”, — пишет он в ’’Ближайших задачах советской власти”. Авторха-нов основы этой ’’науки власти’’определяет« так: ’’Большевизм не идеология, а организация. Идеологией ему служит марксизм, постоянно подвергаемый ревизии в интересах организации. Большевизм и не политическая партия в обычном смысле этого слова. Большевики сами себя называют партией, но с многозначительной оговоркой — партией ’’нового типа”. Большевизм не является также и ’’движением”, основанным на мозаике представительства разных классов, аморфных организационных принципах, эмоциональном непостоянстве масс и импровизированном руководстве. Большевизм есть иерархическая организация, созданная сверху вниз, на основе точно разработанной теории и умелого ее применения на практике. Организационные фонды большевизма находятся в постоянном движении в соответствии с меняющимися условиями места и времени, но его внутренняя структурная система остается неизменной. Она сегодня такая же, какой она была до прихода большевиков к власти”.

В Венгрии все так и было, но как только власть ослабила контроль, все рухнуло. Значит, нельзя ни в коем случае ослаблять контроль. Это еще один важный вывод, который делает для себя Андропов.

В Венгрии он увидел, как в масштабе целой страны осуществляется еще один сталинский принцип: никаких выборов партийных руководителей быть не может. Это слишком серьезное дело, чтобы его можно было доверять случайностям. Теперь, когда посольство надежно окружено кольцом советских войск, когда в стране находится одиннадцать до зубов вооруженных советских дивизий, он чувствует себя хозяином положения и отдает приказы.

Несмотря на это, венгры все еще продолжают верить заверениям советского посла. Как и условлено, делегация, возглавляемая министром обороны Палом Мелетером, является на переговоры в штаб-квартиру советской армии. В одиннадцать часов вечера Кирали услышал голос Мелетера, звонившего из советского штаба: ’’Все в порядке”, — спокойно сказал командующий венгерскими ’’Борцами за свободу”. Это были его поледние слова. В комнату переговоров ворвались офицеры КГБ во главе с генералом Серовым. Попытавшегося было выхватить пистолет Мелетера тут же сковали наручниками.

В четыре часа утра грохот артиллерийских орудий потряс Будапешт.

— Нас обстреливают, — звонит премьер-министру Кирали.

— Не беспокойся. Советский посол у меня. Он как раз сейчас говорит с Москвой. Это недоразумение, — ответил Надь.

Советский посол действительно находился рядом, как всегда излучая искренность и дружелюбие.

— Наше правительство намерено вывести свои войска немедленно, и мы хотим продолжить переговоры, — повторил Андропов то, о чем недавно говорил Кирали.

Поверив, Надь вновь подтвердил свой приказ защитникам города, запрещающий им открывать огонь. Советский посол довольный покинул резиденцию премьер-министра.

А грохот снарядов становился все ближе.

Надь попросил связать его с советским штабом. Телефон молчал. Только теперь он понял, что все, что говорил ему советский посол, было хорошо рассчитанной игрой. Посол знал, что переговоры уже прерваны, 1Гго венгерская делегация арестована, и продолжал лгать с улыбкой на устах.

В руках правительства оставалось еще радио. Наконец-то Надь решился сказать то, что уже давно мало для кого оставалось секретом.

— Рано утром советская армия начала наступление на нашу столицу с очевидной целью свергнуть законное демократическое правительство Венгрии, — звучал по радио голос Надя. — Наши войска сражаются.

Речь эта в московских газетах напечатана не была. Но появившееся в них сообщение о том, что советская армия ведет бои против войск правительства, которое еще вчера превозносилось как подлинно социалистическое и дружественное, произвело полный переворот в сознании многих заставив раз и навсегда отбросить веру в слова советских руководителей.

В начале ноября на лекции по международному положению в Библиотеке им. Ленина в Москве, на которой был и автор, почти все вопросы касаются только венгерских событий. Когда лектор в очередной раз отказался от ответа, я с места потребовал рассказать правду о том, что

происходит в Венгрии. Вся аудитория, человек примерно двести присоединяются к этому требованию. ’То, о чем пишут в газетах — недостаточно”,

– кричат из зала.

— Разве среди присутствующих есть такие, кто сомневается в том, что советская печать пишет только правду?— обращается с вопросом к аудитории лектор. В ответ встает весь зал. Однако и это не действует. Лектор продолжает уклоняться от вопросов. Тогда присутствовавшие начинают уходить. Зал остается пустым.