Она испытывала странное лихорадочное возбуждение, нетерпеливую неприязнь ко всем этим людям, которые вторглись между ними, когда она собралась бежать к своему другу. И только позже она сообразила, что с полным безразличием наблюдала за проходом Императора, человека, еще недавно заполнявшего все ее помыслы, и удивилась этому. Даже присутствие Марии-Луизы, оглядывавшей собрание полным удовлетворенного тщеславия взглядом тусклых глаз, не произвело обычного раздражающего впечатления. Фактически она почти не видела августейших новобрачных, настолько ее сознание и сердце были наполнены радостью, столь неожиданной и удивительно живительной: вновь увидеть Язона, Язона, которого она напрасно ожидала столько дней! Она даже не испытывала гнева при мысли, что он тут, но тем не менее не примчался к ней, что он, безусловно, получил ее письмо, однако не пришел. Она бессознательно и легко находила для него всевозможные извинения. Она уже давно узнала, что Язон Бофор живет и действует не так, как все!

И только когда первая ракета рассыпала в черном небе сноп розовых искр, тихо опускавшихся к цветникам, где драгоценности женщин зажгли другой Млечный Путь, когда под этим сверкающим дождем каждая мелочь, каждая фигура внезапно возникли среди цветущих картин, Марианна снова увидела Язона. Он стоял в группе мужчин, несколько поодаль, возле балюстрады террасы, ведущей в мягко освещенный грот, внутри которого переливались перламутровые отблески. Сложив руки на груди, моряк смотрел на сияющие вверху свечи, чье изготовление потребовало огромного труда братьев Руджиери, с таким же спокойствием, словно он находился на палубе своего корабля, наблюдая движение звезд. Быстрым движением набросив синий шлейф своего платья на руку, Марианна, проскальзывая между группами, направилась к нему.

Это было нелегко. Толпа гостей сгрудилась вокруг устланной коврами террасы, где в креслах сидели Наполеон и Мария-Луиза, преграждая путь к Язону. Ей пришлось изрядно потолкаться среди тех, кто, задрав нос вверх, не обращал на нее никакого внимания, наслаждаясь бесспорно удавшимся спектаклем. Но, не отдавая себе толком отчета почему, она переживала такое ощущение, как изнеможенный пловец, внезапно коснувшийся кончиком ноги прибрежного песка. Она хотела добраться до Язона, и добраться немедленно! Может быть, потому что она слишком долго ждала его!..

Когда она наконец взошла на ведущие к гроту ступени, небо запылало от множества ракет, окружив Марианну таким ярким ореолом, что все находившиеся на маленькой террасе невольно опустили глаза к этой настолько красивой женщине, что казалось, будто она сконцентрировала в своем платье и сказочных драгоценностях все сияние праздника.

Язон Бофор, который стоял немного в стороне и мечтал, опершись на огромную вазу с цветами, тоже увидел ее. В одно мгновение по его бесстрастному лицу прошла целая гамма чувств: удивление, недоверие, восхищение, радость… Но это было подобно сейчас же потухшей молнии. И когда он подошел к молодой женщине и учтиво поклонился, он был уже абсолютно спокоен.

– Добрый вечер, сударыня! Должен признаться, что, возвращаясь в Париж, я надеялся испытать радость встречи с вами, но никак не думал, что это произойдет здесь. Примите мои искренние пожелания! Вы восхитительны сегодня!

– Но ведь я…

Сбитая с толку, Марианна смотрела на него, ничего не понимая. Этот холодный тон, церемонный, почти официальный, тогда как она шла к нему с протянутыми руками, с сердцем, полным радости, почти готовая броситься в его объятия… Но что могло произойти, чтобы до такой степени изменить Язона, ее друга, единственного человека, кроме Жоливаля, которому она доверяла в этом низменном мире? Как же так! Он даже не улыбнулся? Ничего, кроме полагающихся банальных слов?

Ценой мучительного усилия, ибо ее гордость возмутилась, ей удалось побороть разочарование и встретить лицом к лицу эту внезапную гримасу судьбы. Подняв голову и начав быстро обмахиваться веером, чтобы скрыть дрожь пальцев, она смогла вооружить лицо улыбкой, а голос – обязательной светской легкостью.

– Благодарю, – сказала она мягко, – но для меня ваше присутствие здесь – полная неожиданность, – добавила она, сделав ударение на слове «ваше». – Вы давно в Париже?

– Два дня.

– Ах, вот как!

Пустые слова, обычные фразы, которыми обмениваются малознакомые люди… Неожиданно Марианне захотелось плакать от бессилия понять, что произошло с ее другом. Было ли что-нибудь общее у этого изысканного, вежливого, холодного иностранца с человеком, который в павильоне особняка Матиньон умолял ее уехать с ним в Америку, освободил ее из каменоломен Шайо, наконец, поклялся никогда не забывать ее и обязал Гракха заботиться о ней…

В то время как она тщетно искала подходящую тему для разговора, Марианну не покидало ощущение скрупулезного осмотра, которому подверг ее американец, и это угнетало ее. Находясь такое короткое время в Париже, он, пожалуй, еще не мог услышать о ее новом браке и, без сомнения, считал, что это Наполеон содержит в такой роскоши свою возлюбленную. Его блестящие глаза перебегали с изумрудов на золото платья и обратно… беспощадные, обвиняющие…

Его молчание становилось тягостным, несмотря на треск фейерверка. Марианна не решалась поднять глаза на Язона из боязни, что он увидит в них слезы. С горечью подумав, что им больше нечего сказать друг другу, она медленно повернулась, чтобы возвратиться в зал, когда он остановил ее:

– Вы не позволите мне, сударыня?..

– Да? – откликнулась она, охваченная невольной надеждой, внушенной этими пятью остановившими ее краткими словами.

– Я хотел бы представить вам мою жену.

– Вашу…