Студенты-медики нагнали обоз уже под самым Тремпеном. Все живы и здоровы.

Не успела развеяться эта радость, как последовала новая. Пересекли, наконец, свою обидно жидкую цепь стрелков. Только вздохнули с облегчением, как вдруг откуда ни возьмись выбежал полковник, тот самый артиллерист, скупо бросивший на дороге: «Если поторопитесь, успеете». Сейчас он был приветливее и больше расположен к разговору, чем тогда.

– Я виноват, что не уведомил вас, – протянул он руку, широко улыбаясь. – Вы многим рисковали. Как я рад, что вам удалось выбраться! Ваше счастье, что не было артиллерийской стрельбы. Нам бы самим пришлось вас расстреливать. Очень, очень рад, что вы-таки проскочили. Позвольте узнать вашу фамилию. Какой вы части?

Удовлетворив его любопытство, Буторов повел устало бредущий отряд к Тремпену.

Город горел. Казалось, его все покинули. Кругом запустение и пожары…

Несмотря на это, среди сплошного дыма и летающего пепла удалось разыскать двух студентов-медиков, которые были в группе Соллогуба. Последний, по их словам, со своей частью двуколок, перегруженных ранеными, ушел на Гумбинен, минуя Инстербург. Эти же двое вытянули жребий остаться с теми, кому не хватило места в повозках, и терпеливо ждать плена. От них узнали, что старший врач и несколько санитаров получили легкие ранения.

Забрав невезучих студиозусов и солдат, за которыми те присматривали, отряд направился дальше. Солнце вроде сжалилось и палило теперь не столь нещадно. Даже небольшой ветерок поднялся. Стрельбы не слышно. Чем не благодать?

Вдруг справа разорвалась шрапнель. Кони дернулись в испуге. Далеко, слава богу. Следом прогремело еще два взрыва. Уже немного ближе. Пора уносить ноги…

Выехав из Тремпена, тронули лошадей рысью. Жестоко, да. Но куда деваться?

Зато Соллогуба нагнали. Тогда и поехали шагом. Свидеться с остальными Сашка уж и не чаял, уверенный, что весь отряд угодил в плен.

На дорогу от Тремпена со всех сторон стягивались отступающие части. Колонны скрывались за горизонтом сзади и спереди. Продвижение становилось все медленнее. Солнце почти село, когда на соединении двух дорог какой-то штабс-капитан, весь в пыли, с измученным, посеревшим лицом, остановил головную двуколку и пропустил вперед обоз, шедший по другой дороге. Два корпуса сливались в один поток. Проходили парки, снарядные ящики, артиллерия, саперы, опять артиллерия, опять ящики, и не видно было им конца и края. Каждый раз, как только Буторов хотел тронуться, на него сердито прикрикивали, и снова приходилось ждать.

– Послушайте, господин штабс-капитан, – пытался вразумить офицера Николай, – мы везем до тысячи только тяжелораненых. Израсходовали все перевязочные средства. Каждая минута задержки может стоить ряда жизней…

– Что вы пристаете с ранеными! – вдруг сорвался тот, закричав озлобленно. – Вопрос идет об оставлении Восточной Пруссии, а вы с ранеными! Не про-пу-щу! Точка!

Вот оно что! Отступали, отступали и докатились. Теперь в России придется воевать. Горько. Повисло скорбное молчание, будто на похоронах стояли. На душе мерзко и тоскливо.

Стой, не стой, а ехать-то надо. Не то действительно, чего доброго, прямо здесь придется хоронить умерших. Всеми правдами и неправдами Буторов упросил-таки, чтобы их отряд пропустили. Наконец, они вклинились в колонну. Ехали бесконечно долго, все время шагом.

Несмотря на вечер, стояла невероятная духота. Виной тому была поднятая пыль, в которой задыхались люди, болели глаза, пересыхали глотки. Раненые стонали, просили пить. Пришлось остановиться и дать им воды. Когда тронулись дальше, хвост шедшей впереди колонны скрылся из виду. Образовался приличный разрыв.

Впереди показался мост через реку. Там забегали, стали показывать знаками, чтобы скорее переходили на противоположный берег.

– В чем дело? – спросил Буторов у солдат на мосту.

– Взрывать будем, – пробасил какой-то здоровенный сапер. – Тут перед вами колонна кончилась. Так мы думали, что уж все. Никого не будет. Хотели того… А тут вы.

– Вы что? Белены объелись? – взвился в седле Соллогуб. – Да за нами еще на несколько верст войска тянутся.

– Ничего не знаю. Нам сказано, мы делаем. Счас пройдете, если через полчаса за вами никто не объявится, то и рванем…

Так и получилось, что в Гумбинен отряд Буторова вошел последним…

Чуть светало, когда Николая потребовал к себе комендант.

– Соседняя полустанка дала знать о появлении немецкого разъезда, – сообщил он, заметно волнуясь. Мясистое лицо на этот раз было бледнее, чем шторка на окне его кабинета.

– И что вы намерены делать?

– Что и должен. Отправлю подрывной поезд и взорву станцию. Всех предупредил, только вы остались. Вот…

– Господи! – Буторов потер виски. – Все всё взрывают. Что за сумасшествие!