Шрифт:
– Non dire tutto cio che sai! [4]
– Прости, — проговорил удивленный кузнец, — я даже не помню такой второй случай, чтобы наш дух-покровитель запретил переводить изреченное...
Олег был разочарован, и все показалось каким-то глупым фарсом, разыгранным, чтобы посмеяться над новичком, хотя объяснить собственную дрожь и голос, пронизавший его от макушки до пят, юноша не мог.
– А ты, — он заглянул в синие глаза красавицы, — не хочешь узнать свою судьбу?
4
Не говори всего, что знаешь!
– В чем уверена, о том не загадываю, — ответила мулатка, улыбнувшись краешком губ и становясь на мгновение той самой прежней Каур.
– И в чем же ты уверена? — юноша никак не мог оторвать взгляд от юной богини.
Нуклеарка засмеялась и, отбежав на несколько метров, поманила его пальцем. Юноша потерял голову. Она дразнила его с самого заката, играла с ним, забавлялась его неловкостью, но прелюдия слишком затянулась, и Олег бросился вслед. Он не был лучшим бегуном среди молодых воинов Лакедемона, но не сомневался, что с легкостью сможет догнать любую девушку. Однако сейчас настигнуть Каур решительно не получалось. С невероятной быстротой они промчались по дороге, выскочили на набережную, распугивая прохожих, потом мулатка, с ловкостью пантеры, перемахнула балюстраду и, выбивая фонтаны брызг, понеслась вдоль кромки воды. Олег задыхался, но сдаваться не думал. Он прибавил ходу. В боку начало покалывать, а воздух буквально выжигал легкие, но зато гибкая фигурка приближалась... Вот она, вот! Еще чуть-чуть — и быстроногая нимфа будет скована крепкими объятиями, больше никуда не денется. Вдруг его ступня запнулась о клубок водорослей, юноша неуклюже взмахнул руками и, перекувыркнувшись, рухнул в мокрый песок. Над ухом прозвучал заливистый девичий смех, незадачливый преследователь резко рванул вбок, но поймал пустоту и, споткнувшись, ушиб колено. Олег вскочил, готовясь к новому броску, и на краткий миг будто провалился куда-то, а когда пришел в себя — Каур уже не было. Вокруг царила тишина, и только волны непрестанно катились под ноги, будто насмехаясь.
Тяжело дыша, парень вертелся на месте, но пляж, освещенный равнодушной луной, оказался пустым. Откуда-то донеслась красивая печальная мелодия.
– Это скрипка и контрабас, — прозвучал все тот же голос, который недавно рассказал об океане майи, но теперь, Олег мог поклясться, что услышал пробивающийся орлиный клекот. — Чем тут без дела болтаться, пойди посмотри, как шаман играет.
– Что такое скрипка и контрабас? — Олег послушно поплелся в сторону звуков.
– Музыкальные инструменты.
– А ты откуда знаешь?
Но больше голос отвечать не соизволил.
Через несколько минут Олег перелез баллюстраду набережной и оказался на площадке. Посередине ее стоял Заквасский, обратившись лицом к морю, в левой руке у него была странная плоская коробочка с неровно вырезанным краем, которую музыкант страстно прижимал подбородком к плечу, а другая рука, вооруженная чем-то наподобие стрелы, выделывала плавные движения, рождающие звуки. Шаманов немыслимый пиджак висел на памятнике, там же пристроилась рубашка, а самая верхушка, увенчанная шляпой-трубой, производила такое забавное впечатление, что юноша засмеялся. Однако было и что-то кошмарно неправильное в этой сцене. Олег сперва зажмурился, а потом потер глаза, не веря тому, что видит: бронзовой девушки, которую так любовно шаман гладил по плечу, когда несколько дней тому назад показывал это место Ане и Артуру — вот девушки на месте не оказалось. И более того, если раньше памятник-футляр был чуть приоткрыт, то сейчас он был распахнут, и между створками клубилась живая, непередаваемо черная мгла. Это ласковое Ничто притягивало, словно приглашая подойти поближе и заглянуть...
«Что будет, если сделать шаг туда, за край?» — подумалось юноше.
«Не знаю, кажется, такой ерунды еще никто сотворить не пробовал, и тебе не советую!» — ответил голос.
– Что такое жизнь? — сказал Ян, вроде бы ни к кому не обращаясь, выводя очередной отрывок мелодии. — Для чего мы живем? Жизнь есть миф, мечта — чревовещание...
Изумленный Олег не заметил, в какой момент это произошло, но теперь он ясно видел, как рядом с четкой тенью Заквасского появилась неясная тень — женская. Она ласково пригладила растрепанные волосы Яна.
– Да, ты права, довольно о грустном! — улыбнулся шаман, оборвав тоскливую мелодию на немыслимо высокой ноте. — Я в Неаполе знал музыканта, который творил буквально чудеса! Ты не поверишь! На контрабасе он выводил такие чертовские трели, что просто ужас! А чем мы хуже? Бери смычок!
И грянуло нечто умопомрачительное. От безудержного напора музыки Олег пошатнулся, подался назад и, возможно, даже упал бы, но наткнулся на фонарный столб. Никогда юноша не слышал мелодии в столь невероятно быстром темпе, хотя, если честно признаться, кроме самодельных лакедемонских флейт и расстроенных гитар с оборванными струнами, никакой иной музыки он не знал.
– Лабай, крошка, лабай! — заорал Заквасский. — Отожжем забористый кавер!
Ян с неимоверной скоростью перебирал и подергивал пальцами, выдавая невообразимые вибрато, тени от смычков с быстротой молнии проносились из стороны в сторону, музыка безумными волнами накатывала на набережную, земля вибрировала, отражая яростные трели, которые устремлялись ввысь и сотрясали небесный свод, и Олегу уже казалось, что звезды вместе с луной упадут сейчас в воды Азовского моря.
Наконец, когда безумная звуковая вакханалия закончилась, шаман вытер пот со лба, положил скрипку на постамент и, протянув руку, сказал:
– Пойдем, чудное виденье, искупаемся и половим рыбу, как ты любишь...
Заквасский и его тень, обнимавшая еще одну тень (непонятно, кто ее отбрасывал — рядом со скрипачом никого не было), давно ушли к морю, но Олег все никак не мог прийти в себя.
– Мне кажется, — растерянно шептал он, — мне все это кажется, не может такого происходить на самом деле!
Костры больше не освещали набережную, но яркий лунный свет не давал мраку затопить город. Олег брел вперед, раздумывая: где сейчас может быть Каур? Он злился, совершенно не понимая ее поведения — сначала столько обещать, завлекать, а потом без всякой причины убежать и спрятаться, но еще больше, конечно, злился на себя — это ж надо быть таким дураком, чтобы не догнать девушку, а свалиться, как малый ребенок, запутавшись в водорослях... И от этой злости еще сильнее жаждал найти ее, потому что сердцем помнил предупреждение шамана: правила можно нарушать только в ночь Откровения, а завтра они снова должны стать братом и сестрой.