Следуя советам хитрой лисы, зайчик заползает в длинные косы королевны, и сколько ни смотрела она в окно своего замка, но не могла отгадать, где скрылся добрый молодец; т. е. красавица – всевидящее Солнце видит из своего небесного терема всю Вселенную и до тех пор находит сказочного героя, пока он не спрячется в ее собственных косах, или простое: пока темные тучи (издревле уподобляемые волосам) не заволокут дневного светила и не лишат его зоркости (= света). Такое затемнение солнца грозовыми тучами на поэтическом языке мифа называлось вступлением богини Зори в брачный союз с громовником. Зайчик – метафора мелькающей молнии; эпитет «морской» придан ему на том же основании, на каком дождевые облака назывались морскими кобылицами: зайчик-молния купается в дождевом море. На Руси существует поверье, что, плывя по воде, не должно поминать зайца, потому что этого не любит водяной и, осердившись, подымает бурю (= грозу).

По другому представлению, гроза уподоблялась битве, почему со всеми животными, в образе которых олицетворялись тучи и молнии, соединялись приметы о войне, губительной смерти и других бедствиях, нераздельных с народными распрями. Если забежит белка в деревню – быть несчастию; появится в лесу много белок – ожидай войны: «Волки воют и белки скачут – мор будет и война встанет». В старину зайцев не употребляли в пищу, почитая это грехом; в указе патриарха Иосафа сказано: «А зай цев, по заповеди божией, отнюдь ясти не подобает»; в некоторых уездах простолюдины и до сих пор убеждены, что заяц – поганый и есть его не следует.

Эпитет бурый или черно-бурый, даваемый лисице, роднит этого зверя с мифическим конем буркою; по цвету своей шерсти она отождествлялась с грозовою тучею, так как вообще облака уподоблялись древле волосам и шкурам животных. В Сибири предрассветный сумрак называется лисьей темнотою, а в народной загадке лисица – метафора огня. В русской сказке хитрая лиса женит доброго молодца на дочери грозного царя Огня и царицы Молнии, или на дочери Грома-батьки и Молнии-матки.

Как заяц, так и лисица, перебежавшая дорогу, предвещает неудачу и несчастие; «Слово о полку», в числе недобрых примет, указывает на следующие: «Влъци грозу въсерожатъ по яругамъ, орли клекгомъ на кости звери зовуть, лисици брешутъ на чръленыя щиты».

Светящиеся в ночной тьме глаза кошки и рыси дали повод сравнивать с этими животными мрачную тучу, сверкающую зоркими молниями. Русская загадка, означающая дневной рассвет, сравнивает его с белою кошкою: «Белая кошка лезет в окошко»; напротив, дым на метафорическом языке загадок уподобляется черной кошке. По нашим приметам: кошка умывается (облизывается и утирается лапкою) – к перемене погоды; скребет лапами и царапает по полу – зимой к метели, а летом к дождю и ветру, ложится брюхом вверх – к теплу, прячет под себя морду – к морозу, распускает хвост – к метели; если кошка спит на полу – будет теплая погода, а если залезет в печь или печурку – то холодная.

Народные русские сказки знают баснословного кота-баюна, которому точно так же придается эпитет морского, как и другим олицетворениям дождевых туч, и которого предания ставят в близкую связь с чудесною мельницею – эмблемою громового грохота. Возле этой мельницы стоит золотой столб, на нем висит золотая клетка, и ходит по столбу кот-баюн: идет вниз – песни поет, подымается вверх – сказки сказывает. То же приписывается и козе – золотые рога, которая «гуляет в заповедных лугах, сама песни поет, сама сказки сказывает». Голос кота-баюна раздается на несколько верст; сила его громадная: своих врагов он поражает насмерть или своими песнями напускает на них неодолимый сон. Эти громкие песни и вещания – метафоры завывающих вихрей и громовых раскатов, а напускной сон оцепенение, производимое холодным дыханием ветров. На том же основании дерево-тучу народный эпос называет поющим, птицу-облако – говоруньею, а гуслям-самогудам (= грозовая туча) приписывает звуки, могущие насылать непробудный сон. На Ильин день, когда громовник разит своими стрелами облачных демонов, нечистая сила прячется (или обращается) в черных кошек и собак (о собаке, как воплощении вихря, см. главу XIV); во время гроз хозяева выгоняют из своих домов кошек и собак, особенно черных, чтобы нечистые не привлекли на избу громового удара. Выражение о возникшей между друзьями или знакомыми ссоре «Между ними черная кошка пробежала» указывает на лукавого духа, который становится промеж людей и возбуждает в них враждебные чувства. Если кошка вскочит на божницу – это служит знаком, что в скором времени будет в семье покойник (Пермская губерния). Ямщики редко и неохотно соглашаются везти кошку; от этого, по их мнению, лошади страшно утомляются и худеют, что вполне соответствует рассказам о лошадях, истомленных ночными поездками домового, ведьм и нечистых духов.

Любопытно поверье, что из совершенно черной кошки можно выварить кость-невидимку, которую если взять в рот, то будешь ни для кого незримым. Эта кость есть зуб-молния, скрытно таящаяся в черной туче; фантазия приписала ей то же волшебное свойство, какое принадлежит шапке-невидимке. По народному убеждению, шапку-невидимку (= туман, облако) и неразменный червонец (= выходящее из-за туч солнце) можно добыть от нечистой силы не иначе как в обмен на черную кошку. На кого потянется кошка, тому будет корысть. Чтобы отвадить колдуна являться по смерти в дом, должно поставить для него в печке жареную кошку; потому что ничего так не боятся упыри, как Перуновых стрел, зажигающих грозовое пламя, в котором гибнет (= жарится) облачная кошка. Кто убьет кота, тому, по мнению крестьян, семь лет ни в чем не будет удачи.

Для племен пастушеских, а такими бы ли все племена в отдаленную эпоху своего доисторического существования, богатство заключалось в стадах и ими измерялось. Скот доставлял человеку и пропитание, и одежду; теми же благодатными дарами наделяет его и мать сыра земля, производящая хлеб и лен, и небо, возбуждающее земные роды яркими лучами солнца и весенними дождями. По этим сходным признакам пастухи и пахари первобытного племени обозначали творческие силы природы и стада коров, овец и коз тождественными названиями. Такое сближение встречаем в русской народной загадке: «Два быка бодутся, вместе не сойдутся» = небо и земля. Земля была такая же общая всем кормилица для населения земледельческого, как стада – источник питания и богатства для населения пастушеского. Древние народы глубоко верили, что обрабатыванию полей научили человека боги, которые сами пахали на быках; а стельная корова принималась ими за символ земного плодородия.

Мы уже знаем, что богиня дневного рассвета, Зоря, была отождествляема с богинею весенних гроз. Зоря борется с ночным мраком и каждое летнее утро выводит на небесную пажить красных (светлых) коров: это те легкие, белоснежные и розовые облака, которые, вслед за восходом солнца, силою его согревающих лучей образуются из ночных паров и туманов; капли росы, видимые поутру на траве и листьях, принимались за молоко, падающее из сосцов этих небесных коров, выводимых Зорею. В весеннем солнце предки наши видели ту же прекрасную богиню; зима на метафорическом языке называлась ночью, а весна – утром; Зоря, пробуждающая природу от ночного покоя, будила ее и от зимнего сна и вместе с теплыми и ясными днями приносила дождевые облака, или, выражаясь мифическим языком: пригоняла коров, похищенных демоном холодной зимы. Отсюда, наравне с сказаниями о стадах бога-громовника, возникли сказания о быках и коровах солнца, и самый свет дневной стал обозначаться под этим животненным образом.