Воскресенье, 8 июля 1934 года

Норвежец, который жаловался на дешевую рыбу, напился еще до завтрака. Сидел в курительной, пел народные песни и повторял: «Ку-ку, ку-ку». Сначала это было смешно. Попытался пройти по стульям, но разбил головой электрическую лампочку, и та лопнула с оглушительным грохотом. Потом очень расстроился: стюард был с ним груб; твердил, что за билет заплатил не меньше всех остальных и что пиво и сигареты нам дают только потому, что мы англичане. «Это несправедливо, это несправедливо», – повторял он. Норвежец сошелся с еще одним пьянчугой, и они принялись танцевать. Если верить второму пьяному, его ждала любимая девушка, и, в подтверждение своих слов, он продемонстрировал флакон купленного ей парфюма. Потом попытался затеять ссору на том основании, что мы, мол, «еще сосунки». После обеда и тот и другой скисли. В Бергене, в шесть утра, вид у них был не ахти, но свою шутку про «ку-ку» они не забыли. Еще на пароходе были мужчина в килте и замужняя пара в зеленых кожаных шортах.

Прежде чем войти в порт, полчаса плыли среди фьордов. Вначале мне показалось, что Берген некрасив: среди зеленых холмов торчат красные фронтоны, складские помещения, как на Темзе, – прямоугольные. Laissez-passer [279] Сэнди пригодилось, и наш багаж без всякого таможенного досмотра переправили на пароход, следующий в Тромсё. «Венере» это судно уступало во всех отношениях: угрюмые офицеры, неудобные каюты на четыре койки. Свои вещи нам пришлось таскать самим. Разместившись, вышли на берег. Вдоль гавани выстроился ряд прелестных бревенчатых домов восемнадцатого века с псевдоклассическими фронтонами.

Поискали глазами какой-нибудь веселый ресторанчик, но не нашли ничего, кроме громоздкого, пустого отеля с оркестром; назывался отель «Розенкранц». Хороший ужин и плохое кьянти. После ужина безуспешно искали кафе. Хью отправился спать на берегу. На нашем пароходе свет выключали в двенадцать, в это время еще только смеркалось, а в 10.30 было светло как днем.

10, 11 и 12 июля 1934 года

Медленно двигаемся по фьордам на север, скользим между островками, останавливаясь три-четыре раза в день возле хуторков с деревянными домами. Когда на первой же пристани сходил на берег, рассек себе голову; кровь лилась рекой. Из Молде в Гьемнес ехали в лютый холод на машине, на пароме переправились в Кристисунн, где снова поднялись на пароход. В Тронхейме приняли ванну и позавтракали в отеле с пальмами во дворе. Все утро шел дождь, и собор с могилой святого Олафа [280] был закрыт. Чем дальше продвигаемся на север, тем пейзаж все больше напоминает времена короля Артура. В эту минуту на пути в Бодё светит солнце (накануне дождь шел целый день), и горы по правому борту склоняются, как на гравюрах Доре [281] .

Пароход забит до отказа. В третьем классе гомонят дети. Вместе с нами в каюте плывет лютеранский пастор из Провиденса, штат Роуд-Айленд. Спит он, не раздеваясь, целыми днями лежит на своей койке и читает английских мистиков. На борту можно встретить американцев, англичан и даже французов, но больше всего – норвежцев. Все они хороши собой – и молодые, и старые. Читаем Эдгара Уоллеса, смотрим на карту и играем в пикет и бридж; в пикет только мы с Хью, в бридж – втроем. И отпускаем бороды – это наше основное занятие. У Хьюи борода золотистая, растет ровно. Моя – черная и неровная: на щеках густо, а вот на подбородке пустовато. Сэнди бреется. Из-за моей окровавленной повязки на голове и нашей общей щетины выглядим не лучшим образом, и английские пассажиры от нас отворачиваются. Пастор считает, что мы студенты на каникулах. В городах, где мы останавливались, как правило, сухой закон. Кое-где удавалось обзавестись спиртом. Баров и кафе нет нигде.

В пятницу 13-го бросили якорь в Тромсё и с «Принцессой Рагнхильдой» расстались. В последние дни пассажиры «Принцессы» старались держаться от нас подальше, особенно женщины; нелицеприятно о нас высказывались, и даже в нашем присутствии.

В Тромсё в жизни нашего лидера (Сэнди Глена. – А. Л. ) существенную роль стали играть старики. Стоило нам сойти на пристань, как он исчез, буркнув, что должен найти «какого-нибудь великолепного старика». Все двадцать четыре часа нашего пребывания в Тромсё не прекращал эти поиски, при этом нельзя сказать, чтобы ему сопутствовал успех. Вечером вернулся пьяный и принялся сбивчиво рассказывать про какого-то «совершенно уникального» старика, который считается лучшим ледоходным шкипером в Арктике. По его словам, старик этот пропил 60 000 фунтов и спас от смерти самого Ротшильда. В Тромсё было необычайно жарко, и в карты мы играли, засучив рукава рубашек. Одного из найденных нашим лидером стариков звали Рёте; глухой норвежец, он служил в американской армии, а теперь был британским вице-консулом. Рёте очень нам пригодился: ходил с нами в магазин, обналичивал чеки, при этом не пил ни капли и даже не заходил в винную лавку. Вечером пошли с ним в кино. Надо было сделать кое-какие запасы – купить картошку, апельсины, ром, носки и т.д.

Во второй половине дня 14-го числа, в сопровождении нескольких стариков, отобранных нашим лидером, мы поднялись на борт «Люнгена». Лидер предупредил, что впереди самая неинтересная часть нашей экспедиции, но, как и все его предсказания (например, что Тромсё – международный курорт с многочисленными барами и отелями), это тоже оказалось не вполне соответствующим действительности. В субботу утром мне удалось послушать мессу. «Люнген» – маленький пароход, находящийся на государственной субсидии. Совершает по пять рейсов в год; в летние месяцы выходит в море каждые две недели. Зимой Шпицберген отрезан от Норвегии. На борту всего три-четыре пассажира, поэтому в распоряжении каждого из нас попала двухместная каюта. Обогнув острова, взяли курс на Хаммерфест, куда приплыли вскоре после полуночи. Днем было тепло, а ночью в иллюминатор каюты пробивались ослепительные лучи солнца, и спать было почти невозможно.

Утром небо заволокли тучи; похолодало. Пароход довольно сильно качало, и у всех пассажиров, у Хью и лидера в том числе, развилась морская болезнь. Вот и я большую часть дня пролежал у себя в каюте, читая Саки [282] . Ночью принял тройную дозу снотворного и проспал тринадцать часов. Во вторник 17-го было по-прежнему холодно, но к вечеру море успокоилось, и Хью с лидером сели играть в пикет; Хью выигрывал партию за партией. Около семи вдали появилась южная оконечность Шпицбергена, и с этой минуты по правому борту тянулась земля. Черные горы; среди них плывущие в море ледники; иногда между свинцовым небом и свинцовым морем пробивается узкая серебряная полоска яркого света. Ослепительно белые ледники; облака, срезающие верхушки гор. После ужина море успокоилось. Пишу эти строки около одиннадцати вечера; часа в два ночи должны бросить якорь в Адвентфьорде.

18 июля 1934 года В Адвентфьорд вошли рано утром. Безрадостный пейзаж. Низкие облака, гряда холмов, бесцветных и темных; холмы голые, травой поросли только на склонах, у самой воды. Упирающиеся в облака вершины гор белой грядой снега на черном фоне напоминают зебру. У самого берега плещутся небольшие айсберги цвета купороса. Выгрузили свою поклажу, и Хью с лидером решили перевести ее на шлюпке на вельбот, который часов семь-восемь не мог сдвинуться с места. Спустился к себе в каюту и лег спать. Вышли в море около одиннадцати и прибыли на место без каких-то минут пять. Целый день простояли на баке, жуя сыр и запивая его жидким чаем. Пристали к берегу в месте, которое одни называют Шотландским лагерем, другие – Брюс-Сити. Четыре сруба у подножья ледника: дома брошены, но в состоянии вполне приличном. Самый большой сруб использовался в прошлом году членами Оксфордской экспедиции в качестве опорного пункта. После них остались кое-какие вещи, в том числе несколько тетрадей с не представляющим никакого интереса акварельным рисунком; пролежали здесь эти тетради целый год, из них полгода – под снегом, – и нисколько не пострадали. Построен лагерь в 1907 году какой-то сомнительной горнорудной компанией. По рельсам ходит наверх вагонетка, мы и загрузили ее своими припасами. Вернулись на вельбот и выпили рому. Наш лидер передал бутылку матросам; им ром особого удовольствия не доставил, в отличии от нас с Хьюи. Вокруг домов гнездятся крачки; стоило нам появиться, как они с пронзительными воплями принялись пикировать у нас над головами [283] .

Пятница, 10 июля 1936 года Писал рецензию на «Слепого в Газе» [284] . Обедал с Хью. Зашел к Лоре; пили чай и перекусывали. Ужинал на Брутон-стрит с Мэри и Габриэл [285] . Ходили с Беллоком [286] на пьесу Л. Выглядела Л. чудесно – как будто шла на эшафот, да и говорила прекрасно. <…>

Понедельник, 20 июля 1936 года Приехал в Лондон; обед с Лорой. Провели с ней весь день, вместе ужинали. «Чайка».

Суббота, 25 июля 1936 года Вчера ночью бедная малышка Лора до смерти испугалась залетевшей в спальню летучей мыши. Гроза. Прелестный день, дождь идет не переставая.

Лондон–Рим, среда 29 июля 1936 года Проснулся рано, еще не протрезвел; утро провел в трансе. В два сел в «Римский экспресс». Приятное путешествие в пустом спальном вагоне. Послал Лоре телеграмму – очень может быть, предосудительного содержания.

Рим, четверг, 30 июля 1936 года Читал только что вышедшую книгу Флеминга [287] – дали на рецензию. В Рим прибыл в 8.10. Остановился в «Russie». Позвонил в «Стампу»; попросили перезвонить на следующий день. Бродил по душным, безветренным улицам.

Ассизи, среда, 5 августа 1936 года С каждым днем все жарче. И все скучнее без Лоры. Вечер неописуемой красоты. Побывал в Сан-Доминиано.

Неаполь–Джибути,

понедельник, 10 августа 1936 года

Даже сейчас, когда на палубе веет приятный ветерок, в каюте находиться невозможно. То ли еще будет в Красном море? В субботу почти весь день провели в Мессине – грузились. Теперь нагружены так, что двигаемся еле-еле. Для тропиков пароход не предназначен совершенно. В нашей каюте задраены все иллюминаторы, кроме одного; вентиляции никакой. Зато еда хоть и простая, но сносная, да и мои соседи по столу поняли, что поддерживать общую беседу я не охотник. Один из членов команды разгуливает по палубам в сапогах для верховой езды со шпорами. Другой офицер спит у меня в каюте, натянув на голову сетку для волос. В свободное время они стреляют по тарелочкам и, как правило, промахиваются. Вчера на палубе служили мессу; присутствовали исключительно пассажиры второго класса; из первого – всего несколько человек. На пароходе пять детей. По вечерам – кино. С утра до вечера зубрю итальянский – пока добился лишь того, что позабыл французские слова, все до одного.

Пятница, 14 августа 1936 года Из экономии решил ехать прямо в Аддис-Абебу. Всю ночь проспал на палубе. Стоянка в Порт-Судане. Во всем чувствуется порядок. Молодой назойливый офицер выговорил пассажирам за то, что сидят на перилах. В Порт-Саиде полицейский сержант, англичанин, заглянул в мой паспорт: «Так вы, значит, британец? А по-английски говорите?» В Порт-Судане на вопрос, можно ли мне сойти на берег: «Вы ведь плывете на итальянском пароходе, неужели непонятно?» Вечером нечто вроде концерта с мороженым и любительским пением.