– Я не могу понять подруг, у которых хорошие отношения со свекровями! Ведь это чужие люди!

Мою приятельницу Соню родители назвали в честь прабабушки, которая в молодости активно участвовала в революционном движении и рассекала в черной кожаной куртке и красной косынке. Возможно, правы те, кто считает, что имена не даются случайно и ребенок непременно повторит жизненный путь человека, в честь которого его назвали. Сонька была бескомпромиссна, резка в определениях и предпочитала рубить правду-матку с большевистской прямотой. Родители – милейшие, тишайшие люди – дочь откровенно побаивались. Нет, Соня, конечно, им не грубила, слова плохого в жизни не сказала. Но перед ее натиском и энергией пасовали и более крепкие орешки, чем два интеллигентных инженера, всю жизнь прожившие душа в душу и перемещавшиеся по траектории дом – работа – дом или дом – работа – дача, в зависимости от сезона.

Как ты догадываешься, по закону притяжения противоположностей в мужья Соне достался кроткий, робкий, часто краснеющий юноша с редким именем Платон.

Точнее, он Соне не доставался – она его выбрала, так что у него альтернативы не было – в загс!

После загса молодые стали жить отдельно – у Сони была малюсенькая однушка-скворечник, доставшаяся в наследство от бабушки, дочери той самой Софьи-революционерки.

Платон Соню любил самозабвенно, но была еще одна женщина, которую он любил. Нет, не подумайте – речь идет не о коварной разлучнице. Платон любил маму. Мама, Анастасия Николаевна, учительница биологии в школе, в сыне тоже души не чаяла. Муж ее умер давным-давно, Платон его и не помнил. Так что у матери и сына не было никого, кроме друг друга. Но Анастасия Николаевна прекрасно понимала, что рано или поздно сын от нее уйдет. Она и не хотела, чтобы он всю жизнь сидел у ее юбки. «Мы не можем изменить законы жизни», – повторяла Анастасия Николаевна, любовно поглядывая на сына.

Она изо всех сил хотела полюбить Соню. Но та, будучи девушкой самостоятельной и – мы помним – по-большевистски бескомпромиссной, – от знаков внимания со стороны свекрови отмахивалась, когда та пыталась ее обнять по-родственному, делала такое лицо, будто ей за шиворот бросили жабу. Все это было настолько демонстративно, что даже Сонины родители попытались вмешаться, но дочь нежно, однако твердо дала им понять, что они вмешиваются не в свое дело.

К слову, считается, что мы в собственной семейной жизни повторяем модель отношений, которую наблюдали в родительской семье. Соня и здесь сломала стереотипы. Ее мама со свекровью жили душа в душу. Разрешала называть себя деточкой, с удовольствием вместе со свекровью толклась на кухне, жила в маленьком домике на даче. А уж о том, чтобы не доверить свекрови Соньку, и речи быть не могло. Та девочку обожала, проводила с ней много времени, чем родители по молодости пользовались: удирали от орущего младенца то к друзьям, то в кино.

Соня же немедленно после свадьбы устроила соревнование за звание главной женщины в жизни Платона. Понятно, что Анастасия Николаевна в этом соревновании была заведомо проигравшей. Не тот напор, не те силы и здоровье. Ей оставалось только с грустью смотреть, как страдает сын. Платону было жалко мать: та осталась одна, старалась теперь подольше задерживаться на работе, а на выходные придумывала себе то генеральную уборку, то визит к родственнице в другой город. Но и Соню он любил, так, как может любить воспитанный одинокой женщиной романтик.

Соня видела, конечно, что Платон страдает. Но уступить, пойти на компромисс, иногда пригласить Анастасию Николаевну в гости, иногда съездить к ней – об этом она и заговаривать никому не позволяла.

– Она мне чужая, – твердила она, и возразить было нечего: ну да, чужая. Но врага-то зачем делать?

Даже Сонины подруги были на стороне Анастасии Николаевны. Но свернуть Соньку с рельс мог разве что домкрат. Домкрата не было, так что Платон мучился, Анастасия Николаевна молча страдала, Соня делала вид, что ничего не происходит.

Так они прожили года полтора – до рождения Алисы. Девочка родилась чудная, прекрасный, спокойный ребенок. Сонька была полна решимости растить из нее вундеркинда – ставить рекорды было у нее в крови. Самый послушный муж у нее уже был, теперь нужен был самый умный ребенок. Платон дочь обожал, проводил с ней очень много времени, но честолюбивых замыслов супруги не поддерживал, хотя и молчал.

Да и попробовал бы он не молчать!

Через год после рождения ребенка Соня взяла няню и вышла на работу. Анастасия Николаевна робко предложила свои услуги – все-таки лучше, чем чужой человек. Но ее невестка была неприступна и категорична: у няни специальное образование, навыки ухода за маленькими детьми, диплом, рекомендации и т. д.

Соня, баба умная и хваткая, быстро стала делать карьеру. Вскоре ее зарплата была не просто больше, чем у Платона, – она примерно равнялась его подоходному налогу. И вела она себя дома, как на работе, – покрикивала, командовала, отдавая приказания не терпящим возражения тоном.

Платон и подросшая Алиса мать семейства не то чтобы побаивались, но как-то притихали, когда она была дома. По счастью, случалось это не часто.

Соня считала себя очень полезным для семьи человеком – еще бы, такая зарплата!

– Я вас всех содержу, – любила говорить она.

Платон все чаще думал, что жены у него больше нет. Есть дочь, мать есть. А жена – где-то есть, но не с ним, не с ними.

И Соня потеряла к Платону интерес – это был пройденный этап. У нее появился любовник – энергичный молодой человек, ее непосредственный начальник. Разница в возрасте не мешала Соне – молодой любовник льстил ее самолюбию. Тем более тот был женат, и Соня опять выиграла соревнование, причем у женщины моложе ее лет этак на восемь. О таких мелочах, что у ее любовника совсем маленький ребенок, она не задумывалась. Борьба шла по всем правилам – вечерние звонки любимому – пусть жена помучается, поревнует, эсэмэс – пусть она их почитает и поймет, кто здесь ночная кукушка, а кто дневная. Наконец, совместные поездки за границу на семинары и деловые встречи.

Соня своего добилась – жена ее любовника выставила того за дверь.

Теперь ей надо было сделать выбор – молодой любовник или старый, проверенный муж.

Но Платон этот выбор облегчил. Вернувшись из очередной «деловой поездки», Соня обнаружила пустые одежные шкафы: муж и дочь уехали. Теперь они жили у Анастасии Николаевны.

Соня было решила вернуть если не Платона, то Алису. Но дочь, к тому времени подросток, причем довольно своевольный (генетика, ничего не поделаешь), очень четко расставила все точки над i: жить она будет с отцом и бабушкой, маминого «юного мужа» видеть не желает, если мать станет давить, вообще прекратит с ней разговаривать. Платон, человек мягкий и деликатный, тоже проявил на сей раз твердость. И, ставя финальную точку в их с Соней разговоре, сказал:

– Мужчина может простить женщине все, кроме измены и свинского отношения к своей матери.

У моей подруги Милки всегда были со свекровью, Анной Павловной, натянутые отношения. Больше нескольких часов она в ее обществе не выдерживала и в гости ездила только потому, что не могла устоять перед божественными эклерами. Свекровь делала огромное блюдо, которое Милка могла легко уговорить в одиночку.

Я Анну Павловну прекрасно помню. Ее покойный супруг, отец Милкиного мужа Павлика, был самым настоящим генералом. Но жену уважал и боялся, дома парадом командовала она, и все, включая супруга, ходили по одной половице и отдавали Анне Павловне честь. Прямая спина, морщинистые руки с ярко-красными ногтями в бриллиантах. В морщинистых ушах тоже бриллианты. Она была похожа на хищную птицу. Помните, в фильме «Москва слезам не верит» героиня говорит: «Чтобы генеральшей стать, надо за лейтенанта замуж выйти. Да помотаться с ним по гарнизонам. По тайге всякой, по пустыням». Анна Павловна в свое время этот путь прошла, помоталась будь здоров, так что характер у нее был закаленный. Милку – шебутную, остроумную, яркую – она не полюбила сразу. Брак с ней считала для Павлика мезальянсом (сын генерала взял в жены дочь учительницы и инженера; ни квартиры, ни денег; отпуск проводят в походе – в общем, не нашего поля ягоды). Но с этим можно было смириться – как-никак Анна Павловна была воспитана на идеалах всеобщего равенства и братства и политинформации в клубе ветеранов при ЖЭКе посещала исправно. Но вот то, что Милка не разделяла всеобщего пиетета по отношению к ней, с этим ее суровая свекровь смириться не смогла. Поначалу она пробовала ее учить. Милка с хохотом мне об этом рассказывала.

– Унитаз, – говорила ей Анна Павловна, – лицо хозяйки. Он должен быть таким чистым, чтобы из него щи можно было хлебать.

– Щи из унитаза? – изображала недоумение Милка. – Может, по старинке, из тарелки?

– Вилки надо вытирать тщательно, чистым полотенцем, и обязательно между зубцами тоже, – пыталась делиться секретами домоводства свекровь.

Ну и тут Милка в долгу не оставалась:

– Можно и между зубцами, когда есть домработница. А сама я так убиваться не стану. Кухонное рабство давно отменили, если вы не в курсе.

Анна Павловна смотрела на Милку неодобрительно, но сыну о ней ни слова плохого не говорила – ждала, когда тот сам разберется.

Но Павел в Милку был влюблен по уши, «разбираться» ни в чем не хотел. А уж когда у них родилась дочь, которую назвали Анечкой – боюсь даже предположить, что Павлик для этого сделал, – Анна Павловна и вовсе смягчилась. Во внучке души не чаяла. Пожалуй, это был единственный человек в семье, которого суровая старуха не строила. Анечке было позволено все – шуметь у бабушки в квартире, играть в кабинете генерала – туда Анна Павловна после смерти мужа никому не разрешала входить, – примерять бабушкины шубы и даже играть драгоценностями из ее шкатулки.

И вот когда Анечке было лет семь, Павлик загулял. То есть у него случилось то, что принято теперь называть крышесносом. Причем крышу снесло конкретно. Он и раньше погуливал, но Милка закрывала на это глаза, потому что и сама была не без греха. Относилась она к романчикам на стороне – и своим, и мужниным – довольно легко. Любила повторять «хороший левак укрепляет брак». Но тут брак был под угрозой. Молоденькая секретарша вцепилась в Павла всеми конечностями и отпускать не собиралась. Еще бы – на крючок попался такой мужик: карьера, деньги, к тому же спортивный, веселый, обаятельный, за словом в карман не лезет, а выпьет, так и вовсе романсы под гитару поет. И не жадный: Мальдивы, Канары, Доминикана, а Европа уж тем более – что хочешь, солнышко! И солнышко хотело – жадно и ненасытно. Милке, которая к тряпкам была равнодушна и предпочитала джинсы и футболки, и не снились такие траты. Еще солнышко хотело колечек и сережек – побольше, и чтоб каратов так нескромно. В общем, влип Павлик по самое не хочу.

И так разошелся, что пришел к матери в гости со своей пассией. Дескать, вот, мама, познакомься с моей невестой. Анна Павловна любезно предложила солнышку чаю, поставила перед ним тарелку с эклерами. И дальше повела разговор так, что с каждым вопросом матери и ответом солнышка Павлику казалось, что с глаз спадает пелена. Вот как будто ты надел запотевшие очки, и они медленно, но верно становятся вновь прозрачными. Вся недалекость его пассии стала очевидна. Он ловил жадные взгляды, которыми солнышко окидывало генеральскую квартиру, видел, как она разглядывает бриллианты его матери, и ему даже показалось, что она хищно примеривается, как бы их половчее пристроить в собственные уши и на пальцы. Она громко и жеманно смеялась – почему он раньше не замечал, как она смеется?

Если бы я писала сентиментальный роман, то в этом месте поведала бы, что Павлик вспоминал Милкин заливистый хохот и понимал, что она – его единственная женщина.

Но жизнь – одно, а книги – другое. Павлик не вернулся к Миле. Точнее, он не бросился в ее объятия сразу после расставания с солнышком. Знаешь, кризис среднего возраста – не фунт изюма. Мужик, когда его накрывает, бежит не от жены и детей. Он бежит от себя. Что тут делать? Универсальных рецептов нет. Но не забывай, Анна Павловна была женщиной редкой. Она прекрасно знала своего сына. И кстати, прекрасно помнила своего мужа. Это к концу жизни генерал присмирел и боготворил свою Анечку. А в Павликовом возрасте… То есть боготворить-то, может, и боготворил. Но от себя тоже бежать пытался – вопреки воинскому уставу и кодексу строителя коммунизма. В общем, Анна Павловна понимала, что первая встряска прошла. Теперь сына надо как следует «пропесочить». Это у себя на работе ее Павлик – большой начальник. А на самом деле он сейчас как никогда нуждается в поводыре. И она, мать, станет таким поводырем. Выведет сына на верный путь. Не даст Анечке расти безотцовщиной. В общем, у них с Павлом состоялся разговор, после которого он, как побитая собака, приполз к Милке. И был он, рассказывает та, такой виноватый, что она его пожалела и простила.

Но это не самый последний аккорд в этой истории. Следующей на ковер к генеральше была вызвана Мила. Надо сказать, присмиревшая. Павлика она любила, семья ей была дорога, и она прекрасно понимала, что прошли они с мужем по краю пропасти и второй раз, скорее всего, хеппи-энда уже не будет.

Анна Павловна сразу сказала, что старалась не ради Милки, а ради внучки и своего непутевого сына, который «не должен совершать непорядочных поступков. Не так мы с отцом его воспитывали». После чего Милке рассказали, как жить. И она, прикусив язык, помалкивала, потому что выяснилось, что свекровь знает обо всех ее романах. Так что крыть было нечем.

Милка и Павлик уже бабушка и дедушка, недавно справили серебряную свадьбу. Анны Павловны нет в живых, но Милка вспоминает ее с теплотой – свекровь, которую она терпеть не могла, помогла им с мужем сохранить отношения. За это ей можно многое простить.

Мой сын во втором браке, так получилось. Первая жена была красива, но… Это была не жена! Есть женщины, непригодные для семейной жизни. И мама не научила, и желания нет. Она не готовила, не гладила, не убирала. Ладно, смотреть на это мне было больно, но, в конце концов, это его выбор, и я страдала молча. Потом было пару случаев – житейских, не из ряда вон, в которых проявляется человек. Понимаешь, что он собой представляет как друг, можно ли от него ждать поддержки. Как жена. И вот тут все стало окончательно ясно – с этим человеком идти по жизни страшновато. Сын мой, по счастью, сам все понял и ушел. Детей в том браке не было.

А потом встретил девушку – хорошенькую, образованную, начитанную. Нашу такую девочку, из нашей песочницы. Попробовали жить вместе. Получилось. То, что она абсолютно «своя», конечно, счастье. Мы совпали. К тому же она человек позитивный, веселый и очень остроумный. С ней забываешь про невзгоды и печали. И еще. Она прекрасная хозяйка! Где вы видели московскую девочку, аспирантку, которая солит помидоры, варит борщи и печет пироги?

А главное – она родила мне внука! Обожаемого и чудесного. Она любит моего сына, уважает его и при этом может настоять на своем и убедить его в своей правоте, потому что гибче, проще идет на компромисс, как любая умная женщина. А у моего сыночка очень сложный характер! Говорю это как объективная мать.

Было пару случаев, когда я… Ну, слегка на невестку обижалась. Подумала, подумала и сказала ей про свои обиды. Не своему сыну, а ей. Она все выслушала и согласилась со мной. А если бы я сказала сыну? Получились бы наезд и сплетня. И это не потому, что я такая умная. Я – прозорливая! И портить с женой сына отношения не хочу. И она ценит мое искреннее отношение.

Я не лезу в их дела, пока они меня не призовут и не попросят помощи или совета. Я им сказала, что никогда не полезу в их холодильник, кошелек и постель. И еще – я никогда не понимала, как можно ревновать сына к жене! Ведь эта любовь совершенно разная! Сын, конечно, немного от меня отдалился: у него семья, ответственность, непростая работа и прочие хлопоты. Теперь он советуется чаще с женой, а не со мной, но это же нормально и правильно! И слава богу, что рядом с ним умная женщина, и она плохого не посоветует. И еще – я хорошо помню, как было мне неприятно, что мои свекрови – а их было две – никогда меня не хвалили и не делали мне комплиментов. И я всегда говорю невестке, какая она красавица и как ей идет новое платье. А сыночек мой радуется – ему приятно слышать это именно от меня. Ну а когда на мой недавний юбилей она сказала тост, мои подруги заплакали от умиления.

И помни, что сначала надо вложить, а уж потом ждать ответа! И еще шутка: это сказала знаменитая Эсте Лаудер, мать троих сыновей и трижды свекровь: «Закрой рот и открой кошелек». У Эсте Лаудер, конечно, было что открывать. Но и у нас всегда найдется возможность подарить любимой невестке букетик цветов, пусть самый скромный, лак для ногтей или красивый шарфик. Делать подарки – особое удовольствие. Мне это нравится больше, чем получать. Честное слово! И если ты свекровь или теща, вспоминай себя молодую и неопытную. Наверное, и твоей свекрови многое не нравилось. Но ты же всему научилась, правда? Было бы желание. А если есть любовь, то и желание появится.