Я задумчиво погрузила руку в мех волкодава. Он приятно грел руки, хотя на улице стоял мороз, я кажется, даже не чувствовала его. Мне было жарко от мыслей, которые заполнили мою голову. Эти мысли были бунтарскими, совсем не похожими на те, что должны занимать голову молодой девушки на выданье. Отец в чем-то был прав. Ко мне мало кто сватался, но не потому, что я не нравилась. Я не хотела вот так выходить замуж, лишь бы уйти из дому. Я все еще наивно полагала в свои девятнадцать лет, что для соединения двух сердец нужна любовь. Айге полагала так же. Как же мы обе ошибались, подумала я горько. Оказалось, что замужества надо только чтобы ваш отец приобрел выгоду через брак своих дочерей, отдавай их на заклание не угодным их сердцу мужчинам, хотя, думаю, для Айге Молчан все-таки постарался больше чем для меня.

Я вспомнила жениха сестры. И внезапно подумала, что если бы отец меня отдавал ему, стала бы я так упрямиться, как сделала это, узнав, что ко мне собирается свататься Жадан?

Я еще немного посидела на дереве, рядом с Космачом, а затем надела лыжи и поспешила обратно в деревню. Волкодав провел меня до кромки леса и я помахала ему рукой, когда он тявкнув мне на прощание, скрылся среди деревьев, а я продолжила свой бег вниз. Бежалось легко, наверное, потому, что я уже знала, что буду делать дальше.

Мы попрощались с Айге рано утром, когда после завтрака ее вещи, сложенные в сундуки, были перенесены на один из кораблей. Я помню ее большие глаза, переполненные отчаянием и страхом, когда она ступила на деревянную палубу увлекаемая за руку своим женихом. Айге до последней минуты смотрела на отца, все еще наивно на что-то надеясь, что он передумает и заберет ее обратно, под крышу родного дома, но Молчан смотрел на дочь ничего не выражающими глазами и лишь когда корабли оттолкнулись от берега и поплыли по холодной серой речной глади, Айге разрыдалась. Я помахала ей рукой, но она не видела никого и ничего, отвернувшись от нас и продолжая плакать.

— Береги ее, вождь, — не сдержалась я и крикнула вслед удаляющейся ладье. Мне, наверное, показалось, что он услышал и, обернувшись, посмотрел на меня, или просто так совпало, я не знала, но надеялась, что он все таки различил мои слова среди шума реки.

Вернувшись в дом, я поспешила в свой уголок, который делила с теткой. Мы жили в небольшой темной комнатушке, где спали прямо на полу. Вещи складывали в один на двоих сундук. Ни у Анесы, ни у меня не было такого количества платьев, которое было у Айге, но уезжая, сестра оставила половину своих нарядов, считая, что там, в холодной северной стране они ей не понадобятся. Она могла бы оставить их мне, но мы были слишком разные по строению и росту. Поэтому она все оставила так, как и было, когда она еще жила с нами.

Перед ужином мой отец подозвал меня к себе и, когда я приблизилась, посмотрел на мои губы, припухшие и синие, после его вчерашнего удара и расплывшийся на пол щеки, уже ставший фиолетовым, синяк. Он вздохнул, словно сожалел о содеянном, а потом произнес:

— Так ты решила? Выйдешь за Жадана?

Я покачала головой.

— Не по своей воле, — сказала я, — Лучше умру.

— Дура, — коротко бросил Молчан и сел за стол. Больше он мне ничего не сказал. Я вышла из зала и направилась в свою комнатку. Сейчас, пока Анеса ужинает, у меня есть время сделать то, что я собиралась.

Я быстро собрала свои вещи, только самое нужное, сложила их в широкий платок и связала в узел, а потом спрятала его в дальнем углу. Затем прошла в комнату, которую когда-то занимал мой брат, там еще хранились кое-какие его вещи и, открыв сундук, достала себе пару его штанов и рубашек. Затем перенесла все это в свою комнату и положила к тем вещам, которые уже отобрала для себя. Я не взяла ни одного платья.

Припрятав вещи, поспешила во двор. Нашла дом на самом краю деревни, стоявший над обрывом у реки, где жил дед Радим и тихо постучав, открыла двери. Дед сидел у горящего очага, сушил сапоги. Едва взглянув на мое лицо, он сразу понял, зачем я пришла. Покачал головой, увидев синяк, но промолчал.

— Уходить собралась, внученька? — произнес он. Я знала, дед Радим не будет меня отговаривать и он не стал.

— Хорошо, что попрощаться пришла, — сказал он и, встав, направился к старому сундуку, стоявшему в углу дома. Сундук был очень древний и невероятно большой. Я знала, что дед хранил там что-то ценное и сегодня, видимо, я удостоилась чести увидеть его содержимое. Я с сожалением посмотрела на согнутую спину Радима, на то, как он передвигает ногами, уже не так, как раньше, как-то по старчески, или мне показалось?

Дед открыл сундук и достал оттуда что-то длинное, завернутое бережно в ткань. Когда он размотал ее, на свет явился великолепный лук и колчан наполненный стрелами. Радим протянул их мне, я бережно приняла из его рук оружие и взглянула на деда.

— Владей, — сказал он.

— Спасибо, — только и смогла произнести я, прижав к груди драгоценный подарок.

— Я всегда знал, что рано или поздно, ты уйдешь, — Радим захлопнул крышку сундука и пригласил меня присесть рядом с ним на лавку.