– Для чего? – туповато переспросил Янки, не понимая, к чему клонит его официальный шеф.

– Твоя Белоснежка вышла на тропу войны, и воевать она собралась с нами, – на лице Валерия Лацюка появилась гримаса недовольства, как у человека, которому досаждает гудение летающего рядом комара. – Завтра сексапильная девица начнет рыть по делу о нападении на автозак.

– И чего она может нарыть?

– Кто знает, – пожал плечами майор. – Свидетелей, очевидцев, может, какие-то улики. Короче, все то, что не искали мы. Кроме того, не исключаю, что девочка будет подкатываться к кому-нибудь из наших оперов в поисках информаторов.

– Ну и что это ей может дать? – чем больше Семен слушал Лацюка, тем больше недоумевал.

– Это как в бильярде, бессистемно катящийся шар может разрушить любую удачно сложившуюся комбинацию, – Валерий вытянул перед собой руки, сложенные в замок, разминая суставы пальцев. – Это дело нельзя пускать на самотек.

– И какая моя будет роль? – поинтересовался водитель.

– Девку сфоткал?

– Ага, двадцать кадров забабахал.

– Отлично, – Лацюк впервые за время разговора улыбнулся и подмигнул Семену. – Давай фотик сюда и можешь отдыхать. Острую акцию проведет тот, кого не жалко.

– Понял, не дурак, дурак бы не понял. – Дудиков положил на стол серебристый цифровой фотоаппарат, круто развернулся и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Майор не мешкая занялся делом, достал микрочип со снимками, зарядил его в компьютер и запустил программу. Снимков оказалось не два десятка, как утверждал Семен, всего дюжина. Но и этого было предостаточно. Валерий быстро отыскал подходящую фотографию, распечатал ее на принтере. Снимок положил рядом с клавиатурой, потом набрал номер дежурного по ГОВД.

– Николай, давай сюда Грача для задушевной беседы.

– Так поздно уже, – растерянно промямлил дежурный лейтенант. – Ночные допросы запрещены служебной инструкцией.

– Во-первых, до наступления ночи два часа. Во-вторых, это будет не допрос, а задушевная беседа. Так что твоя служебная совесть может быть спокойна.

– Если для беседы, то сейчас приведут, – наконец сдался дежурный.

Грача привели через десять минут, это был высокий, тощий мужчина с длинным крючковым носом. Смуглолицый, с большими темно-карими глазами, длинными, давно не мытыми, а оттого влажно-кудрявыми волосами. Грязная засаленная одежда выдавала в нем пропойцу и бродягу, что на самом деле не совсем соответствовало действительности. Трижды судимый Грач обитал в небольшой деревушке в десяти километрах от Комсомольска, куда вернулся после отбытия последнего срока. Обвинялся этот рецидивист ни много ни мало – в убийстве трех старух самогонщиц. Причем две из этих семидесятилетних особ были изнасилованы. Все три самогонщицы жили в разных деревнях, и, как установило следствие, преступник приезжал к своим жертвам на мотоцикле.

У Грача был тяжелый «Иж» с коляской, за это следователь и уцепился, но доказательств было мало, а сам уркаган упорно не желал «колоться». Деревенский пропойца за три срока поднаторел в юриспруденции, так что четвертый месяц «жировал» в СИЗО ГУВД на казенных харчах.

– Что, начальник, Берия воскрес, что по ночам уже стали на допросы вызывать? – скаля крупные темные зубы, глумливо осведомился Грач, когда конвоирующий его милиционер вышел из кабинета.

– Грамотный ты больно, – Лацюк указал на стул. – А с виду рванина рваниной.

– Обзываться позвал? – неожиданно обиделся уголовник, но на стул все же сел.

– Да нет, побеседовать позвал, – признался майор.

– Так кто же беседует на сухую? – осмелел Грач. – Налил бы, начальник, стопарик для душевности.

– Можно и стопарик, – Валерий открыл дверцу стола, выставил бутылку коньяка, стеклянное блюдце с конфетами и пару стаканов. На стол рядом с уголовником небрежно бросил пачку «Парламента».

– Вот это другой базар, – оживленно потер ладонями рецидивист. Не дожидаясь разрешения хозяина, схватил бутылку, в два счета свернул пробку и ближайший стакан наполнил до краев. Взяв его тремя пальцами, по-жлобски оттопырил мизинец и со словами:

– Ну, со свиданьицем, пан начальник, – запрокинул голову и в несколько глотков осушил стакан. Громко отрыгнув, просипел: – Душевно, хотя твой самогон и воняет клопами.

На подобное замечание «ценителя» благородных напитков Лацюк никак не отреагировал, он терпеливо ждал, когда коньяк начнет действовать. Для такого организма, как у фигуранта, много времени не нужно.

Грач повел своим длинным, крючковатым носом, ну точь-в-точь пернатый. Потом вытащил заскорузлыми пальцами сигарету и закурил. Урка быстро обмяк, глаза посоловели, а на губах заиграла глупая улыбка.

– Ну, что, поговорим? – наконец спросил майор.

– Поговорим, – кивнул уголовник и, в две затяжки докурив сигарету, все же поставил свое условие: – Только давай начистоту, без всяких ваших заворотов.

– Начистоту так начистоту. Скажи, Грач, а ты хотел бы выйти на свободу?

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся рецидивист. – Это что, хохма или изощренная пытка, придуманная вашими верными псами-психологами? Мне ваш следак дело шьет на червонец, а ты мне обещаешь свободу. За что? Ясный хрен, за чистосердечное.