– И когда ж свадьба? – срывающимся голосом спросил Аникий.

– Да после первых осенин…

Лизавета собирала землянику. В этом году ягоды было много. Берестяные туеса были доверху наполнены сладкой ароматной ягодой, а девушка все не могла остановиться. Ягоды, словно рассыпанные красные бусы, манили и манили с полянки на полянку. Подружки аукались неподалеку, а Лизавета все дальше и дальше уходила в лес. Вдруг что-то заставило ее поднять глаза. Неподалеку стоял красивый высокий парень, от долгого положения вниз голой в глазах зарябили мухи, и она не сразу поняла кто это.

– Бог в помощь, – услышала девушка знакомый голос, и по нему определила, что это был Аникий, сын Федоров.

– Спасибо, – ответила Лизавета. Парень стоял неподалеку, а вид у него был уж совсем разбойничий: перемазанные углем лицо и рубаха, всклокоченные волосы. В руках топор. – Ты меня грабить собрался? – спросила девушка. – Все мое богатство – вот, – показала она на туеса с алой ягодой.

– Я? – удивился и рассмеялся Аникий. – И тут спало оцепенение, вызванное робостью. – Нет, я вообще-то за дровами тут. Варница у меня неподалеку, – показал он рукой в неопределенном направлении.

Застучал где-то в ветках дятел, ауканье подружек слышалось все тише и тише.

– Ты дорогу то обратно знаешь?

На этот раз пришлось удивляться Лизавете.

– Мне ж и не знать! Да я тут каждую березку, каждый пень знаю. А ты что в провожальщики хотел напроситься? – сказала, и прикусила язык. Ну, зачем парня обидела? Ведь помочь хотел.

– Ну, раз так, прощевай, – ответил Аникий, и, положив на плечо топор, скрылся за деревьями.

Щеки его пылали, желваки ходили ходуном, ярость застилала глаза! И чего это он вздумал к ней подходить. Вот ведь девка, язык – что помело! И не нужна она ему, просватана за богатого! Выбросить ее из головы! Скоро караван снаряжать в Москву, а он тут прохлаждается!

Лизавета смотрела вслед быстро удаляющемуся Аникию. Обидела, обидела почем зря! И вправду тетка говорит, что языком она мелет не подумавши. А ведь обычный парень, она то и знать его толком не знает. Дом стоит на окраине села, отца-матери нет, среди людей мало показывается, сказывают, работает много, варницу поставил вместе с братьями Никифоровыми.

– Лизавета, ау! Ты где? – послышался голос подружки Вареньки. Та вышла к ней с полной корзиной земляники. Платок сбился на бок, из-под него торчали озорные русые кудряшки. – Ты с кем это тут разговаривала? От лешака отбивалась.

– Если б от лешака, – вздохнула Лиза. Прикусила губу, и тут же сменила тему разговора. – Ты уже все, набрала? Домой идем?

– Идем, – с готовностью ответила Варя, – так кто это был-то?

– Аника, сын Федоров, за дровами приехал, – с неохотой ответила Лиза подружке.

– Чего хотел-то?

– Спросил, не заблудилась ли я, – с нарочитым пренебрежением ответила девушка.

– Ясно, – Варя поправила тяжелую корзинку в руке. – Ты ж этот лес, как родной дом знаешь.

– Вот и я о чем, – кивнула Лиза – Ну, что подруга, подпевай! – И затянула звонкую песню.

Ее голос заметался среди белых берез и долетел до Аникия. Тот на секунду прислушался, и с бессильной яростью принялся рубить сухое дерево. Любовь любовью, а дров для варницы кроме него сегодня никто не привезет. Да на что она ему, такая любовь! Коли он и сам не знает, как подступиться к Лизавете, а уж чтобы и сватать за себя и подавно.

Пушистая белка с испугом перескочила на лапу сосны, услышав, как внизу жалобно звенело дерево. Она спустилась чуть пониже, чтобы понять, кто потревожил ее покой. Высокий крепкий парень с остервенением вонзал топор в сухую древесину. Дерево тихо стонало от жестоких ударов, и щепки как слезы разлетались в разные стороны. Белка еще посмотрела на странного человека, махнула хвостом, и поскакала вглубь леса по своим беличьим делам.

– Скажи, что тебя мает, – Иван пристально посмотрел Аникию в глаза. – Как будто сам не свой ходишь последние две седьмицы. Вроде и в варницах дела идут неплохо, и соли мы собрали даже больше, чем обещались московскому купцу…

Они сидели на берегу Усолки. День клонился к закату, красное солнце осторожно пробовало воду – стоит опускаться в нее сегодня или нет, нагрело ли за день… Помедлило чуток и плавно стало опускать свое тело в солоноватые воды. После тяжелого дня Аникий любил посидеть на берегу реки, плавное течение воды уносило с собой все дурные мысли, в голове рождалось что-то радостное, светлое, а сейчас как не силился отрешиться от тяжелых воспоминаний, ничего не получалось.

– Эх, – вздохнул он, – не знаю я, как жить далее, – помедлил и все же решил продолжить разговор, – Люба мне Лизавета, да уже просватана, а я откуда дорогих подарков найду, чтоб лучше стать? В Москву к Петрову дню поспеем, как там что сложится одному богу известно. А обратно когда домой будем? Да и кто пойдет за меня ее сватать, родни нет, один на белом свете.

Крякнул от неожиданности Иван, не ожидал он такого разговора. Казалось Аникий – аки камень, ничем его не проймешь, не своротишь, кого хочешь заговорит, ан нет, поселилась в душе зазноба и жизни не дает.