– Иван Андреевич, зачем вы снова выставляете колючки?
– сказала она.
– Вы мною недовольны? Так я уйду.

Он закрыл, наконец, дверь, снял фуражку, подошел к дивану.

– Не знаю, - сказал он.
– Во всяком случае, не равнодушен. Такое вас устраивает?

– Такое меня пугает, - проговорила она.
– Я тоже не равнодушна. Эта фата-моргана... Это купание... Этот вечер... Я сбита с толку. Я в смятении. Вы не равнодушны, но вы спокойны и холодны. Мы не равнодушны по-разному. Я перейду на другое судно. Капитан Балк приглашал меня к себе, у него есть свободные каюты.

– Ма «Гермесе» вам не придется принимать ванну каждое утро.

– Какую чушь вы говорите!.. Или вы опять иронизируете? опять забрались на свой капитанский мостик и потешаетесь над ничтожной журналисткой? Мне не нужна ванна. То есть мне нужна ванна, но я прекрасно обойдусь мокрой мочалкой, если ее не будет. Мне не нужны эти салоны. Мне нужно увидеть настоящее. Я ищу вечные ценности, которые

нельзя утопить, как все ваши ванны и салоны. Если хотите, я ищу человека. Как Диоген со своим фонарем.

– Теперь я понял, почему вам дали мой адрес, - усмехнулся он.

Не обратив внимания, она продолжила:

– Человек в салоне и человек в работе - это разное. Человек в салоне может обмануть. Только в работе он такой, какой есть. Нужно увидеть человека в работе. Тогда не обманешься.

– Я предпочитаю видеть своих друзей в салоне,- сказал Овцын.
– Я радуюсь, когда им выпадает такая минута. Давайте лучше выпьем. Теперь можно признаться...
– Он улыбнулся.
– Мне весь вечер хотелось выпить с вами. Только с вами. Вдвоем.

И, уже сказав так, он с удивлением понял, что это правда.

– Поэтому вы и не пили там?

– Поэтому, - сказал он и опять удивился, что это правда. Если бы дело было только в Борисе, естественнее было бы, наоборот, пить сверх меры.
– Идите сюда...
– Она встала, и он подвел ее к буфету.
– Что вы будете пить?

Она долго разглядывала бутылки, брала то одну, то другую, наконец выбрала:

– Я буду пить ром.

– Очень смело, - сказал он.
– Вы знаете, что бывает после того, как пьют ром?

– Буду знать, - сказала она.
– Я у вас дома и ничего не боюсь. Пусть будет что будет.

– Сейчас я вам скажу одну вещь. Скажу сейчас, чтобы вы знали, что это говорю я, а не ром. Мы не равнодушны одинаково, и все прочее от лукавого. От чванства, от застенчивости, от неожиданности и, может быть, от страха.

– А вы уверены?
– спросила она.
– Может быть, вы опять шутите? Не надо так шутить.

– Глупая девчонка, - сказал он.
– Капитан Балк лишил меня последней надежды, что это не так. Он мудр. Он видит, как в земле прорастает зерно. Попадешь на «Гермеса», сама удостоверишься. Там в вазочке конфеты. Поставь их на стол. Другой еды у меня нет.

– Я не попаду на «Гермес», к чему?
– Она покачала головой.
– Я останусь здесь. Зачем мне «Гермес», что мне капитан Балк.?

Он вынул пробку, и в каюте запахло ромом. Эра села на диван совсем рядом с ним, и он обнял ее.

– Как это все странно! И неожиданно,- тихо сказала она.
– Я уже не принадлежу себе. И нет никакой неловкости, что так...

Он погрузил руки в ее волосы, закрыл глаза, а когда он снова стал смотреть, все вокруг было не так, как прежде, очертания предметов изменились и стояли они по-иному, И даже свет в каюте стал другим.

– Я хочу сказать...
– начала Эра.

– Говорить, наверное, не надо, - остановил он и снова привлек к себе ее

лицо.

Текло время, и первозданная простота проникновения не нуждалась в словах, и мысли, проносившиеся в голове, были бессловесны, но в то же время отчетливы, как путь молнии в ночном небе. Природа очертила вокруг них магический овал, за пределами которого не было мира.

Мир возник снова, когда в борт стукнулся мотобот и заскрипели блоки шлюпбалок. Овцын накинул тужурку, закурил - первый раз за эту ночь - и вышел на веранду. Тревога - она была, конечно - прошла, когда он увидел Ксению с Борисом на палубе здравыми и невредимыми. Борис и Соломон крутили рычаги лебедки, мотобот плавно всплывал из-за борта и, наконец, мягко сел на кильблоки. Тогда Овцын вернулся в каюту, плотно закрыл дверь и задернул на ней шторку. Он взглянул на лежавшую с закрытыми глазами Эру, потянуло к ней, но он сдержался и заставил себя отвернуться. Пора утихомирить душу. Начнется день, а он для другого.

Овцын зашел и ванную, привел в порядок одежду, умылся и, надев фуражку, спустился к трапу.

Там Борис Архипов прощался с Ксенией и никак не мог проститься.

– Удачно съездили?
– спросил Овцын.

– Все в порядке, спасибо, - весело сказал Борис Архипов. Дед, весь свой притч собрал.

– Значит, посидел среди нормальных людей?
– спросил Овцын.

– А вы не смейтесь, - вступилась Ксения.
– В самом деле нормальные люди. Одеты как все и радио слушают. Дьякон на гитаре играл, сперва романсы пел, а потом Окуджаву.