– Чаю не хотите, товарищ полковник?

На мгновение задумавшись, Христофоров отрицательно покачал головой.

– Нет, дружок, ты мне лучше скажи: где расположились разведчики?

– А-а, – матрос расплылся в довольной улыбке, – они с комендантским взводом и прочими кавалерами оккупировали седьмой плацкартный вагон. – Немного подумав, он добавил: – Нумерация вагонов начинается от хвоста поезда.

– Отлично, – кивнул Христофоров и направился к выходу.

Раз он решил поближе познакомиться с командиром разведчиков, то лучше это сделать не откладывая. Выйдя из вагона, он не спеша направился в конец состава, поглядывая на номера. Вот и седьмой. Владимир ступил на пол тамбура, где на входе со штык-ножом на поясе стоял широкоплечий матрос-дневальный, круглолицый, как луна, с хитрыми раскосыми глазами.

Увидев вошедшего, дневальный хотел подать команду, но Христофоров жестом руки остановил его. Из открытой двери доносились громкие разговоры, смех и звуки настройки гитары. Неожиданно голоса смолкли, и под аккомпанемент музыки кто-то с легкой хрипотцой запел:

Нас в такие гоняли дали,

Что не очень-то и дойдешь.

Мы годами в засаде ждали,

Невзирая на снег и дождь.

Мы морпехи, солдаты удачи,

Головорезы номер один.

Мы морпехи, солдаты удачи,

Головорезы номер один.

Говорят, что за эти годы

Басмачей пропал и след,

Что в анналах родной природы

Этих тварей в помине нет.

Говорят, будто в дальние страны

Подались они навсегда.

Только я заявляю прямо —

Это полная ерунда.

Басмачей не стало меньше,

Только в свете последних дней

Слишком много подразделений,

Тех, что сдуру гоняют «зверей».

Подкрадешься, а они обманут,

И вот уже навсегда ушли.

И только горы тебя поманят

Красным трассером из кустов.

И только горы тебя поманят

Красным трассером из кустов.

И только горы тебя поманят

Красным трассером из кустов.

Последние строчки пел уже весь вагон. Дождавшись, когда песня закончится, Христофоров обратился к дневальному:

– Где я могу найти старшего сержанта Федорова?

– В конце вагона в купе проводника, товарищ полковник.

– Ясно, спасибо.

Полковник прошел в глубь вагона. Несмотря на распахнутые окна, в вагоне стоял спертый разгоряченный воздух. В узком коридоре и отсеках белели голые торсы. Лишенные для конспирации полосатых тельняшек, морпехи демонстрировали мускулистые тела.

Пройдя через весь вагон, Христофоров остановился перед купе проводника. В открытую дверь он видел старшего сержанта, который, что-то бормоча себе под нос, точил длинный самодельный нож с разборной рукояткой, сделанной из толстой кожи.

Негромко постучав в тонкую пластиковую перегородку, Владимир спросил, обращаясь к хозяину купе:

– Можно войти?

– Конечно, товарищ полковник. – Отложив нож в сторону, Дядя Федор поднялся навстречу гостю и тут же спросил: – Какие-то проблемы?

– Да нет, —успокаивающе проговорил Христофоров, протягивая руку. – Ваш комбат сказал, что взводом разведки командует бывший наемник. Вот, значит, я и решил познакомиться поближе. Интернационалистов доводилось видеть, а наемника первый раз.

– Ну, может, тогда по пятьдесят граммов за знакомство? – с усмешкой спросил разведчик, указывая на фляжку в брезентовом чехле.

– Хорошо бы, но… – вздох огорчения перечеркнул возможность расслабиться при помощи зеленого змия. – Но мы находимся в состоянии боевой готовности, тревога может быть в любую минуту. Мозги надо держать в трезвом состоянии.

– Ну, тогда чай, – развел руками разведчик. И тут же громким командирским голосом приказал: – Дневальный, мне и полковнику чай.

Пока Дядя Федор отдавал распоряжения, Христофоров разглядывал его ладную фигуру. На правом боку он заметил глубокий рваный шрам.

«Осколочное ранение», – отметил про себя чекист. На левой стороне груди немного выше соска виднелся розовый шрам, похожий на многолучевую звезду. Такие отметины остаются только от пулевых ранений, цвет ясно говорил, что разведчик получил эту отметину не так давно. Но наиболее ярко отображала сущность собеседника татуировка, сделанная обычной тушью и от времени сильно потускневшая. Двуглавый орел, сжимающий в лапах автомат Калашникова, и подковообразная надпись над вооруженной птицей старославянским шрифтом: «Мне все равно, лишь бы платили».

Через несколько минут появился дневальный и поставил на стол два стакана чая в подстаканниках из нержавеющей стали. Чай был обжигающе горячим, ароматным, но из-за долек лимона внушительных размеров абсолютно бесцветным и приторно сладким. Полковник, прихлебывая чай, невольно улыбнулся, вспомнив свои курсантские годы. В первое время, когда организм попадает в условия режима, хорошо сдобренного физическими нагрузками, страшно хочется есть, и особенно сладкого. В конце концов чувство голода проходит, а вот к сладкому полковник по-прежнему был неравнодушен.