Кассиль Лев Абрамович
Шрифт:
– А правда, у тебя заводной паровоз есть, даже задним ходом может? – спросил потом Тошка.
Принесли паровоз. Паровоз мог действительно ходить и задним ходом. Это вконец сразило Тошку. Чтобы как-нибудь укрепить свою репутацию, он предался приятным воспоминаниям:
– Эх, как вчера один мальчишка с вашей улицы ко мне все лезет и лезет… Я кэ-эк дам ему! Он так и полетел. Пускай не лезет сам.
– У тебя мама есть? – спросил Женя.
– Нет, она в Астрахани померла на барже, от холеры. А у тебя?
– У нас мама живая, только она с папой характером разошлась, – отвечал Женя.
– Без матери эх и плохо, – сказал Тошка.
– Да, отсутствие матери весьма отражается, – произнес Женя фразу, которую он перенял от взрослых.
Некоторое время оба молчали. Женя показал Тошке свои книги. Книжки были очень интересные и невероятно красивые. Красные, с золотом, с картинками, от которых нельзя было оторваться. Там были нарисованы рыцари, путешественники и корабли.
– А я, хочешь, за три версты любой пароход отгадаю, – сказал Тошка.
– Ну да, как раз!
– А вот тебе и «как раз»! Айда на пристань!..
Мальчики пошли на Волгу. По дороге Тошка старался блеснуть своими необыкновенными познаниями в самых различных областях.
– А вот отгадай, – говорил он внезапно: – на дубу три ветки, на каждой по три яблока, сколько всего?
– Ну, девять, – с чувством полного своего превосходства отвечал Женя.
– Эх, ты! На дубу разве яблоки растут? А еще гимназист!
Женя был уязвлен. Он решил доказать Тошке, что в гимназии тоже кое-чему учат.
– Скажи «государь», а потом от начала по одной букве откидывай, – сказал он Тошке.
– Ну, а что будет? – недоверчиво спросил Тошка.
– А ты вот скажи.
– Государь, – начал Тошка, – осударь, сударь, ударь.
Бац!.. Женя с опаской, но увесисто ударил Тошку в плечо.
– Ты что? – удивился Тошка.
– А ты сам сказал «ударь».
Женя был отомщен, а Тошке эта шутка очень понравилась.
– Как, как?.. Это здорово, – сказал он. – Ну, а теперь ты говори: «И я с ними». Как я что скажу, так ты и говори: «И я с ними». Вот пошли ребята в лес…
– И я с ними, – сказал Женя.
– Нарвали там цветов…
– И я с ними.
– Пошли домой…
– И я с ними.
– Положили цветы на лавку…
– И я с ними.
– А свиньи подошли и стали есть…
– И я с ними, – не удержался Женя.
– Эх, со свиньями-то?! – торжествуя, воскликнул Тошка. – Со свиньями, со свиньями!.. А еще докторов сын.
– А у нас десятичные дроби уже учат, – сказал посрамленный Женя.
– Это что! А ты вот отгадай. Как это может быть: раздался выстрел, и щекатурка обагрилась кровью.
Женя не знал, как и почему это может быть. Тогда Тошка объяснил, что кровью обагрилась щека турка.
– Так пишется же штукатурка! – возмутился Женя.
– Мало что пишется, на то и игра, – сказал Тошка.
Чтобы Тошка не очень зазнался, Женя спросил:
– А скажи вот, чем ты в жизни хворал?
Тошка задумался.
– А по-за-то лето я на ставу купался и паршу схватил. Там вода поганая.
– Это что! – сказал Женя. – А я вот краснухой болел, потом корью, а дифтеритом даже два раза. Один раз даже крупом настоящим…
Женя торжествовал.
Глава III
Пароходы
Потом они сидели на берегу. У пристани восхитительно пахло воблой, дегтем и рогожей. Стояла землечерпалка, или грязнуха, как называл ее Тошка. Она издавала то гусиный, то верблюжий крик и беспрерывно поднимала и опрокидывала себе в глотку до краев полные чаши.
В береговых чайных голубые трубы граммофонов вопили: «Я умираю с каждым днем» и «Приноси мне хризантемы». На, галереях сидели разопревшие бородачи, а над их головами люди в белых фартуках жонглировали кипящими чайниками, подносами, бутылками и салфетками.
Внизу, под галереями, точильщики, притопывая одной ногой, сыпя холодными искрами, вострили кухонные ножи, косари и сечки. И шершавые крутящиеся камни точила визжали под ножом по-поросячьи.
Засунув головы в торбы, качали головами мухортые извозчичьи лошади в синих и белых рыцарских попонах с красными сердцами по углам. К пристаням тянулись обозы. Лошади ломовиков в соломенных шляпках и мочальных передниках были, как казалось Жене, похожи на папуасов.
У пристаней стоял страшный гомон. Лошади ржали и фыркали, кричали пароходы, ломовики ругались длинно и неутомимо, скрипели мостки, по которым вереницей всходили на баржи грузчики. На головах грузчиков были надеты мешки, сложенные угол в угол, и грузчики напоминали не то монахов, не то гномов.