Оська был сражен моим позором. Оська решил сам помериться силами с непобедимым комиссаром.

– А в «лапки-тяпки» вы умеете играть? – спросил Оська.

– Это как же – в «лапки-тяпки»? – удивился комиссар.

– А вот так, – проговорил Оська, снова устраиваясь на колени к Чубарькову. – Вот вы положите сюда вашу руку, а я буду вас ударять. А вы должны руку убирать, чтобы я не попал. Как не попаду, тогда вы будете бить. У нас в классе все так играют.

– А ну давай, давай, – охотно заинтересовался комиссар и положил на ломберный столик свою широкую пятерню – руку грузчика.

Оська прицелился. Он замахнулся левой рукой, но коварно ударил правой. Тяп! Комиссар не успел отдернуть руку.

– Смотри ты! – удивился комиссар. – Подловил, подловил… А ну-ка еще! Понял я вас. На, бей!

Оська проделал тот же маневр. Но ладонь его громко шлепнулась о стол. Комиссар на этот раз ловко убрал руку в последний миг.

– То-то, – сказал Чубарьков, чрезвычайно довольный. – Ну, а теперь клади свою пятишку.

Через некоторое время в комнату постучались. Вошел папа. Мы поспешно стянули со столика и спрятали за спины свои вспухшие, красные, как у гусей, лапы, сильно чесавшиеся после увесистых шлепков комиссара. Но папа, должно быть, слышал из-за двери, что у нас происходит.

– Леля, Ося, – сказал папа, – что у вас там с руками?

– Ой, папа, – закричал Оська, – иди к нам, мы в «ляпки-тяпки» играем с комиссаром! Знаешь, как он здорово играет! Лучше даже, чем у нас Витька Пономаренко в классе.

– А он у вас малый хитрец, – похвалил Оську несколько смущенный комиссар, – с ним надо ухо востро… Только жулит, не по правилам бьет, на лету подсекает.

– Нет, я не жулю, ни капельки не жулю! – кричал Оська. – Вы сами хитрый!

– Что за дикость! – возмутился папа. – Вы только посмотрите, какие у вас кисти рук. Это негигиенично… Товарищ комиссар, вы меня извините, но мои дети привыкли к более культурным развлечениям. Ну что это за времяпрепровождение – хлопать друг друга по рукам!

– Закаляются, – попробовал выручить нас Чубарьков.

– Знаешь, как это полезно! – поддержал я. – Тут надо расчет иметь и глаз точный…

– Чепуха! – сердился папа. – Подумаешь, искусство! Что тут мудреного! Бей, и все.

Комиссар хитро посмотрел на папу:

– Это как сказать, товарищ доктор. Это только глядеть просто. А тут соображать требуется. Вот вы попробуйте.

– Нет уж, увольте, – заявил папа.

– А вы попробуйте, – настаивал комиссар.

– Попробуй, папа! – присоединился и я.

– Боится, боится! – закричал Оська. – Папа трусит!

Папа пожал плечами:

– Бояться тут нечего, решительно нечего… Хитрости тут тоже большой нет. Но уж если вам так хочется, пожалуйста.

– Точка, – проговорил комиссар и деловито положил свою тяжелую длань на стол. – Ваш кон. Ваш почин, товарищ доктор.

Папа высоко поднял свою белую, как всегда тщательно отмытую докторскую ладонь. Он еще раз презрительно пожал плечами – и шлеп по пустому пространству стола, где только что была рука комиссара, исчезнувшая в миг удара.

Мы были в восторге.

– Ну как, товарищ доктор? – спросил комиссар. – Хитрости никакой?

– Одну минуточку, – сказал уязвленный папа. – Это не считается. Одну минуточку. Разрешите… Так, так. Кажется, я начинаю соображать. Ага, значит, вы кладете таким образом, а я, следовательно, бью отсюда. Превосходно. Нуте-с, прошу вас.

Комиссар, внимательно следя за папой, положил на стол руку, готовую каждое мгновенье отпрянуть в сторону. Папа сделал несколько ложных замахов, и комиссар всякий раз слегка отсовывал свою руку. Вдруг папа неожиданно с силой и звучно припечатал ладонью руку комиссара.

– Эге, – сказал комиссар, потирая слегка вздувшуюся руку. – Тяпка-то у вас, товарищ доктор, дай бог, хирургическая. А из вас толк будет. Ну, больше не подловите. Ша! Хватит.

– Давайте, давайте, кладите. Я еще имею право удара! – горячился папа. – Минуточку! – Папа снял пиджак и подсел к столу. – Поглядим, поглядим еще, кто кого научит хитрости… Тяп!..

Заглянувшие через несколько минут в комнату тетки остолбенели в дверях при виде страшной картины. За столиком сидели комиссар распояской и папа без пиджака. Оба нещадно хлопали друг друга по рукам, промахивались, гулко били по столу ладонями.

– Тяп! – говорил комиссар.

– Ляп! – басил папа.

Мы с Оськой скакали от восторга, подзадоривая и без того увлекшихся игроков. Столик трещал и качался от ударов.

Трещали и шатались священные устои, вбитые тетками.

В другую комнату вселился изящный военный в шнурованных желтых ботинках до колен. Он внес чемодан, оглядел комнату, сел, почистил ногти, забарабанил ими по столу и сказал:

– Тэк-с.

– Сразу видно интеллигентного человека, – решили подглядывавшие тетки и вошли приветствовать жильца.