Шрифт:
Наступила пауза, которую Урин, видимо, не намеревался прервать первым. Пришлось снова начинать Баркову:
— Давайте не будем ссориться.
Урин пожал плечами.
— Надолго к нам?
— На недельку, к отцу…
— Послушайте меня внимательно. Этот пациент в больницу не обращался. Вы в феврале в больнице не работали. Может, он обращался к вам частным образом? Я не облздрав, не инспектор финотдела. Поговорим откровенно.
Урин посмотрел на часы.
— Не помню.
— Вот что, — сказал Барков. — Я поверил бы вам, если бы не знал, что пациентов у вас не так уж много…
Урин молчал.
«Пожалуй, это как раз тот случай, когда чем больше аргументов, тем хуже, — думал Барков, — нужно менее официально…»
— Ты на Колхозной давно живешь?
Вошел Тамулис. Он несколько минут слушал этот разговор, потом взял карманный фонарик и от нечего делать стал его разбирать: на сегодня его рабочий день закончился. Он вывинтил ручку, высыпал на стол батарейки и стал копаться в корпусе. Герман в это время рассказывал явно скучавшему Урину об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Он снова перешел на официальный тон.
Тамулис поставил батарейки на место, завинтил ручку и щелкнул выключателем. Лампочка не загоралась. Тамулис еще дважды разобрал и собрал фонарик. Света не было. Урин искоса поглядывал на его манипуляции с фонарем. Потом Баркова вызвал к себе Егоров, и Тамулис остался с Уриным. Он снова вынул батарейки.
— Вы нажмите там чем-нибудь снизу вверх на пластинку, — сказал вдруг Урин.
Тамулис передал ему фонарик.
— Где?
Они провозились с фонарем минут десять. А когда лампочка, наконец, зажглась, невольно рассмеялись — все дело было в парафиновой смазке батарей. Тамулис вытащил из кармана сигареты.
— Волчару давно знаешь?
Урин удивился:
— Какого Волчару?
— Ну, которому ты рецепт написал. Кто он тебе?
— Мне он никто. Я его, в сущности, и не знаю.
— Чего же ты тянешь?
— Тут с другим связано, с личным, — Урин поднял на Тамулиса свои светло-серые большие глаза, и Тамулис вдруг подумал, что молчание и нежелание отвечать Баркову дались Урину совсем не так легко, как тот думал. — Я потерял документы. А может, их у меня просто вытащили в магазине вместе с бумажником. Денег в бумажнике не было — одни документы: паспорт, комсомольский, студенческий. Конечно, настроение тяжелое: отец болеет, а тут — сразу все документы. Но я никому ни слова, ни в милицию, ни в райком. Некрасивая история. Я и сейчас поэтому не хотел говорить…
Вошел Барков, сел в сторонке. Урин повернулся к нему.
— И вдруг приносят домой. Один мужчина нашел и принес. И говорит: «Раз ты медик, услужи тоже: кореш у меня заболел…» Ну, я с радости и разговаривать не стал — на мотороллер, он сзади. Приехали к его другу. Поздоровались. Друг лежит, закрыт одеялом по пояс. Тот, который со мной приехал, говорит ему: «Показывай, не бойсь!» Он откинул одеяло — на голени повязка, нога вспухла. Я посмотрел: рана касательная, огнестрельная, с близкого расстояния… Судебную медицину я знаю. Я опять на мотороллер — в аптеку. Вернулся, сделал обработку, укол… Выписал пенициллин… Вот этот рецепт.
— Не спрашивал, что с ним?
Барков поднялся и пересел к столу.
— Они говорили — на охоте, хотели лося шлепнуть. Поэтому он и в больницу не обращался.
— Рана серьезная?
— Да нет. Пустяки, зажила через несколько дней. Как он только умудрился так выстрелить — вдоль ноги?
Тамулис подал Урину фотоальбом.
— Этот, — сказал Урин, увидев фотографию Волчары. — Только он тогда небритый лежал, желтый…
Фотографии второго в альбоме не было.
— Какой он из себя, тот, который привел к больному?
— Черный, высокий, в сапогах…
— Очень высокий?
— Нет, ниже меня.
— Значит, черный, среднего роста, в сапогах… Телосложение какое?
Барков вытащил из альбома несколько неподклеенных фотографий, достал еще одну из кармана пиджака, показал их Урину.
— Вот этот похож, — сказал Урин.
На столе лежал робот [1] , изготовленный художниками…
— Пошли к Ратанову, — сказал Барков.
Тамулис крепко стиснул локоть Урина.
1
Робот — в данном случае — портрет разыскиваемого человека, составленный по систематизированным описаниям свидетелей.
…Еще утром им казалось, что сделано уже все, что дальше дороги нет, что они совсем выдохлись, заблудились. Но маленький, еле заметный огонек блеснул вдалеке. Что это? Пламя далекого костра, деревушка? Или просто так померещилось переднему, когда он перекидывал тяжелый рюкзак с одного плеча на другое и случайно поднял голову? Но уже бодрее и легче стучат сапоги, и рюкзак не так тянет плечо…
— Значит, кражи из квартиры связаны с другом Волчары, — медленно, словно боясь вспугнуть свою мысль, сказал Ратанов.